Вадим лихорадочно пытался вспомнить имя-отчество капитана«Достоевского», кого-то из помощников – уж тогда-то могли и призадуматься сытыеширокоплечие мальчики! – но, как ни старался, в голову ничего неприходило. Кто помнит, как зовут очереднуюо б с л у г у? На борту еще держишь в памяти, новот сойдя на берег…

– Сейчас! – расплылся в улыбке охранник. – Икапитана тебе, и фельдмаршала… Разуй глаза, деревня! Не продаем мы водки, а ту,что есть, тебе в жизнь не купить, откуда у тебя такие бабки… Отвали от борта,морды бичевские! Спецсредства применю! У нас тут иностранцы…

– Я генеральный директор!.. – крикнул Вадим.

Его оборвал хохот в четыре сытых глотки:

– А я – Ельцин! Вон и Чубайс топчется! Сейчас и Клинтонаприведем!

– Говорю вам, мы – шантарские бизнесмены… Позовите капитана!

Воровато оглянувшись на расступившихся иностранцев, все ещевесело лопотавших нечто совершенно непонятное, верзила громко прошипел:

– Ты что ж это, по-человечески не понимаешь, деревняобдристанная? Ну, смотри…

Он выхватил из-под полы безукоризненного пиджака огромный«айсберг» и взвел курок, предупредил с гнусной ухмылочкой:

– У меня тут резинки… Уши отстрелю, дярёвня! Греби от борта!

Его сосед тоже вынул пистолет и прицелился. Иностранцыщебетали, ничего абсолютно не соображая в происходящем, оба мордоворотаоскалились так, что было ясно: вот-вот выстрелят, и ничего они не желаютслушать, заранее вынеся вердикт… У Вадима от невероятной обиды едва слезы небрызнули из глаз, он растерянно смотрел на палубу, но там так и не появилосьникого из команды.

Эмиль уже отталкивался шестом от белоснежного борта, аохранник озлобленно комментировал:

– Легче, легче, бичара, краску не поцарапай, а то шарахнунапоследок промеж глаз…

Рядом с ним появились два матроса, без всяких вопросов сталиотпихивать плот длиннющими баграми. Его помаленьку сносило по течению, к корме.Там забурлила вода, теплоход осторожненько набирал скорость.

– Греби! – заорал Эмиль. – Под винт попадем,перемелет, к черту!

Вадим схватил сосенку, принялся остервенело загребать, ужене глядя на корабль. Мимо проплыла белоснежная корма, плот стало швырять наподнявшейся волне, все трое повалились ничком, стараясь уцепиться за тугонатянутые витки стального троса. Вода плеснула на плот, он колыхался навзбаламученной воде, как щепка. Вадима вдруг пронзил страх: тут-то и шарахнетпо башке шестом, столкнет в реку! Он по-крабьи, боком, на четвереньках отбежалв сторону. И едва не сорвался в воду по собственной неосторожности.

Удержался на краю. Тем временем плот перестал колыхаться.Веселая музыка уже едва доносилась, «Достоевский», как прекрасный мираж,растаял вдали.

Ника плакала, скорчившись посередине плота, слезы лились втри ручья, меж всхлипами прорывалось:

– Господи боже мой, это неправильно, нельзя же так… Это ведь«Достоевский»…

Эмиль хмуро полуобнял ее, молча гладил по голове. Плот,неуправляемый, мирно плыл по течению в сторону, противоположную той, где исчез«Достоевский», его несло почти посередине реки.

– Судьба играет человеком, а человек играет на трубе, –вымученно усмехнулся Вадим. – Есть тут одна светлая сторона: нас снималикамер десять, так что надежно запечатлелись для истории, все втроем…

Это опять-таки было сказано для Эмиля, неизвестно, правда,сумел ли друг-враг сделать надлежащие выводы. Он вдруг вскочил, рявкнул:

– Хватит, расселись! Опять на тот берег сносит!

Схватил топор, каким-то чудом не смытый в реку во время всехтолчков и колыханий, принялся обрубать трос, крепивший крайнее звено. Заорал:

– Шесты держите, упустим! Весла!

Вадим схватил импровизированное «весло», что есть сил сталворочать им в воде, отлично сознавая бесплодность своих усилий. Правда, чутьпогодя, когда Эмиль, окончательно затупив топор, сократил плот втрое, оставивот него одно-единственное звено, дела пошли получше: связка всего из полуторадесятков бревен стала гораздо более легкой и маневренной, даже с их скуднымиподручными средствами ее удалось повернуть и направить к противоположномуберегу. Он понемногу приближался. Вадим сидел на «корме», старательно заправляяв брюки рубаху – наган едва не вывалился.

Потом шесты уперлись в дно, и управлять плотом стало совсемлегко.

Вадиму как-то попадалась статейка местного, малостьподвинутого краеведа Чумопалова – он их принес в офис целую стопу, слезновымаливая денежки на издание книги о шантарской старине. Денег он, как и вполусотне других фирм, не добился и навсегда исчез с горизонта, а папка свырезками некоторое время валялась на подоконнике, и ее порой от нечего делатьпросматривали. Так вот, по Чумопалову, в основании городка Шкарытово былповинен некогда флотский мичман Сутоцкий со стоявшего в Кронштадте корвета«Проворный». Господин мичман, неделю кушая водку – от скуки и в целяхпредохранения от скорбута, в конце концов пришел в изумленное состояние и сталноситься по палубе с морской офицерской саблей образца 1811 года – длиной,между прочим, девяносто семь сантиметров. Кого-то слегка оцарапал, задевглавным образом филейные части разбегавшихся от него сослуживцев, кого-тозагнал на мачты. Мичмана довольно быстро удалось заманить в тесный уголок подпредлогом распития очередного полуведра и связать. Дело для императорскоговоенного флота было, в общем, житейское, но на беду мичмана, все его художествапроизошли аккурат 14 декабря 1825 года. Капитан первого ранга Штернкрузен,не без оснований подозревавший мичмана в амурах со своей юной супружницей, безпромедления накатал донос и пришил политику. Сгоряча Сутоцкого, не особенно иразбираясь, закатали на берега далекой Шантары. По версии Чумопалова, именномичман основал здесь первое поселение и, терзаемый ностальгией по соленымпросторам, дал ему сугубо морское название Шкаторина. В дальнейшем сухопутныйсибирский народ, слабо разбиравшийся во флотской терминологии, путем многихпромежуточных перестановок букв перекрестил Шкаторино в Шкарытово.

Черт его знает, как там обстояло при некогда осуждаемом, аныне в приказном порядке реабилитированном царизме, но дыра была жуткая.Причудливая смесь из потемневших от старости бревенчатых изб, парочкибетонно-стеклянных магазинов советской постройки, двухэтажных бараков стиля«позднеежовский вампир» и нескольких хрущевок, серыми коробками вздымавшихсянад дощатыми крышами в самых неожиданных местах.

И все же они были на седьмом небе, когда после двухчасовогомарш-броска сквозь тайгу увидели впереди, на обширной равнине, чересчур уж непохожее на обычную деревеньку поселение и поняли, что это – Шкарытово, земляобетованная.

Сначала, не зная дороги, угодили в частный сектор, долгопетляли по узеньким улочкам, где случайно оказавшиеся во дворах и на лавочкахаборигены смотрели на них с неприкрытой враждебностью, а один даже выпустил наулицу здоровенного лохматого кабыздоха и, невинно уставившись в другую сторону,стал ждать развития событий. Пес, к счастью, оказался поумнее хозяина –посмотрел на трех путников бичевского вида, подумал и отправился куда-то посвоим делам, попользоваться неожиданной свободой.