Эмиль пригладил волосы, насколько удалось, чуть подумав, застегнулбушлат доверху. Верхняя половина выглядела, в общем, удовлетворительно –армейский камуфляж нынче таскают все, кому не лень, а многодневная щетина давнопревратилась в зачаточную бородку.

Он нагнулся к крохотному окошечку, единственному в киоске месту,свободному от решеток. Деликатно постучал согнутым пальцем. Окошечкораспахнулось изнутри, появилась молодая, настороженная физиономия, неотмеченная особой сытостью, – то ли наемный продавец, то ли начинающийбизнесмен, еще не успевший отожрать ряшку.

– Понимаешь, браток, тут такое дело… – начал Эмильвежливо. – Немного поиздержались, деньги нужны. Сто долларов возьмешь заполцены? Двести рублей – и по рукам?

– Сам рисовал?

– Обижаешь. Настоящая сотня.

– Покажь.

Эмиль поднес бумажку к окошечку. Оттуда показалась рука:

– Давай сюда.

После короткого колебания Эмиль все же расстался с помятымБеней Франклином. Окошечко тут же захлопнулось. Они стояли, как на иголках.Наконец окошечко приоткрылось – именно чуточку приоткрылось, а не распахнулось– в щель донышком вперед пролезла литровая бутылка какой-то светло-желтойгадости:

– Держи, бичара. Свободен.

– Эй, принцесса, что за шутки? – тихо, недобропоинтересовался Эмиль, ладонью затолкнул бутылку назад. – Мне твоя бормотухане нужна, давай деньги.

– Какие тебе деньги?! – завопил изнутринагло-испуганный голос. – За что тебе деньги? Нарисовал черт знает что – исуешь?! Ладно, еще пузырь добавлю и уматывай, пока менты не нагрянули.А то загребут тебя с этой липой, не отмоешься!

– Прекрасно, – сказал Эмиль, сдерживаясь из последнихсил. – Если баксы фальшивые, отдавай обратно.

– Какие баксы? Какие баксы? Ты мне разве давал что-нибудь?Вали отсюда по-хорошему!

Оскалясь, Эмиль налег было ладонью на узкое окошечко,попытался распахнуть, но изнутри, похоже, задвинули какой-то шпингалет.Раздался вопль:

– У меня тут кнопка, будешь ломиться, в три минуты приедетпатруль! Ох, наплачешься…

– Деньги отдай, сука! – гаркнул Эмиль.

– Какие?

– Сто баксов!

– Откуда у тебя, бичева, баксы?! Вали отсюда по-хорошему,кому говорю! Бля буду, нажму кнопочку! Почки отобьют качественно!

Вадим ожидал взрыва, но Эмиль, яростно пнув металлическуюбоковину киоска, отошел, не глядя на них, бросил:

– Пошли отсюда.

И зашагал прочь размашистыми шагами, ни на кого не глядя –болезненно переживал поражение, супермен… Отойдя к соседнему дому, плюхнулся налавочку, зло закурил. Не поворачивая головы, сказал подсевшим Вадиму с Никой:

– Бесполезно. Из киоска его не выковыряешь голыми руками, акнопка там и в самом деле могла оказаться. Отметелят сгоряча демократизаторами,и слушать не станут…

– Что же теперь делать? – убито спросила Ника безвсякой надежды на ответ, по тону чувствовалось.

– Надо же, как примитивно кинул, подонок… – поморщилсяЭмиль. – Простенько и беспроигрышно… Ладно, слезами горю не поможешь. Я,признаться, окончательно озверел от полной нашей безысходности. Как ни крути, ив самом деле нет другого выхода. Выбрать квартирку, быстренько взять штурмом,хозяина повязать и пошарить по ящикам. Вот только как угадать, где тутпроживает одиночка…

Он вытащил из бокового кармана штык-нож и прицепил его наремень, так, чтобы незаметно было под полой бушлата.

– Господи… – тихо ужаснулась Ника. – Ну не будем же мы…

– Не хотелось бы, конечно, – кивнул Эмиль. – Лучшебез мокрого. Вот только альтернативы попадаются какие-то ублюдочные – тебе, ятак понимаю, отнюдь не хочется натурой с шофером расплачиваться?

– Да уж, – с чувством сказала Ника.

– Ну вот. Будем надеяться, обойдется. Давайте-ка осмотримся…

Он перешел улицу, встал в темноте, на пустыре, глядя на двепанельных пятиэтажки. Вадим с Никой присоединились к нему. В домах горелобольше половины окон, но большинство тщательно задернуты занавесками идешевенькими шторами. На втором этаже, справа, занавеска отдернута и кухняоткрыта для нескромных глаз, но там, превосходно видно, расположилось дляпозднего ужина немаленькое семейство, папаша с мамашею, дите раннего школьноговозраста, да и девчонка-подросток временами появляется в поле зрения… Еще однанезакрытая занавеска – мужик стоит спиной к окну и с кем-то энергичноразговаривает, значит, он там не один.

– Смотри, – показала Ника. – Вон там только накухне свет горит. И вон там.

– Это еще не значит, что квартирки однокомнатные. Может иоказаться вторая комната, с окнами на ту сторону… Ну да ничего не поделаешь.Придется эти два варианта отработать…

Они вошли в подъезд, поднялись на третий этаж. Эмиль что-тошептал Нике на ухо, она досадливо кивнула:

– Справлюсь как-нибудь…

Позвонила в дверь. И тут же Эмиль отдернул ее за локоть,показал на лестницу, все трое тихонько побежали вниз – из квартиры моментальнораздался столь мощный собачий лай, что сразу стало ясно: нечего и пытаться,зверюга там серьезная…

Наверху щелкнул замок, дверь, судя по звуку, приоткрыли – ноони уже вышли из подъезда, успев услышать:

– Опять хулиганите, шпана? Я вам…

– Пошли по второму адресочку, – распорядилсяЭмиль. – Надо же, и в такой глуши – баскервильские собаки…

Дверь второй облюбованной квартиры оказалась с глазком.Эмиль велел им жестом встать на лестнице, пригладил волосы и позвонил, чутьотодвинувшись на середину площадки.

Дверь распахнулась почти сразу же. Вадим, естественно, немог видеть хозяина, но тут же понял: снова что-то не сладилось. Эмиль недвинулся с места, вежливо спросил:

– Простите, Звягин Степан Николаевич здесь живет?

– Нет такого, – пробасил невидимый Вадимухозяин. – И не было сроду, дом-то какой нужен?

Судя по голосу, лишенному очень уж явных враждебности ихамства, Эмиль все же производил впечатление относительно приличного для этихмест субъекта.

– Пятьдесят пятый.

– А, так это пятьдесят третий. Пятьдесят пятый – следующий.

– Извините…

– Ничего, бывает…

Дверь захлопнулась. Эмиль зашагал вниз, и они заторопилисьследом. На улице он тихо объяснил:

– Облом. Здоровенный лоб в панталонах с милицейскимкантиком, на вешалке сразу три форменных куртки, и голоса слышны. У них таммальчишник, надо полагать…

– И что теперь? – без подначки спросил Вадим.