– Что ты сказал? – зарычал тот. – Что ты сказал, жалкая ты курица?

Кормлада дотянулась до черенка метлы. В мыслях она уже видела, как берется за дубовое древко, переворачивает его и протыкает пах Бьярки до тех пор, пока тот не издаст предсмертный вопль. Она уже видела, как быстро и проворно убивает Бьярки, пока он не успел ее изнасиловать. Но Дублинской ведьме хватало не только воображения, но и ума – драться она не умела, зато могла отомстить с поистине змеиным коварством. Полудан заплатит, она еще на это посмотрит. Уж я об этом позабочусь! Она снова закашлялась и потерла саднящее горло.

Круах опять засмеялся, точь-в-точь как фомор, его тусклые черные глаза горели необъяснимой ненавистью.

– Ублюдок моего братца… поганый.

Бьярки сплюнул.

– Только попадись мне, я откручу твою жалкую башку!

Но стоило ему повернуться к Кормладе, как вдали затрубил медный рог. И еще раз. Звук шел от прибрежных укреплений, его сопровождал неясный гул ликования. Они оба прекрасно знали, что это значит: прибыли драккары. Бродир, этот морской разбойник из Мэнса, и оркнейский ярл Сигурд под вороньим знаменем со своими людьми. Черные корабли под полосатыми парусами медленно заполняли Дублинскую гавань – тысячи созванных воронами на войну разбойников и сынов морских князей с жаждущими крови гаэлов секирами. Это их приветствовал рог.

Ноздри Бьярки Полудана раздулись от аромата победы, и он издал победный вопль.

– Теперь Эриу между молотом и наковальней! – он с вожделением покосился на Кормладу. – Продолжим, когда приведешь ко мне этого нюхача, – Бьярки перекатился и выскочил из комнаты. Кормлада услышала крик на лестнице: он кричал своим рабам найти ему Ситрика и Маэл Морду.

Кормлада с усилием села прямо, дрожащими руками пригладила растрепавшиеся волосы, одернула ночную рубаху. Круах слетел вниз и уселся на спинке кровати около нее. Исполинская птица нежно, почти с любовью провела угольно-черным клювом по ее щеке. Глаза Круаха светились заботой. Кормлада в ответ благодарно погладила перья на его груди.

– Между молотом и наковальней, – прошептала она. – Так куется сталь. Найди его, любовь моя. Найди чудовище, которое убило нашего родича.

Круах внимательно смерил ее взглядом немигающих глаз, кивнул, склонив голову набок, и вылетел из окна.

Гримнир, такой же неподвижный, как и Черный камень, сидел на краю пика Каррай Ду и вглядывался в долину реки Лиффи. Он смотрел, как в воды Дублинской гавани входят десятки драккаров, слышал звуки медных рогов и приветственные крики людей. А за деревьями далеко на западе приближалась к Дублинской долине желтоватая дымка – грозовые облака пыли от тысяч солдатских сапог.

Когда подошедшая Этайн протянула ему его пожитки, Гримнир только рыкнул. И, кажется, не обратил никакого внимания на ее рассказ о том, что произошло после той ночи в домике слепой Мэйв. Не предложил вернуть оставшихся в лагере ирландцев пони или позаботиться о теле бедного Дунлайнга; он бы легко отыскал тело Руэ Мора, но не предложил и этого, а когда раненый Бран позвал на помощь и попросил воды, Гримнир не пошевелил и пальцем.

Все это сделала Этайн. Хоть она и изнемогала от жестокой усталости, она все равно устроила удобнее Брана, воздвигла над телом бедного Дунлайнга пирамиду камней, привела пони и безуспешно попыталась отыскать тело Руэ Мора. Вернувшись, она набрала воды из тоненького ручейка в тисовой чаще, разожгла небольшой костер и сварила похлебку из оленины и капусты. И все это время Гримнир сидел на корточках, обхватив длинными руками колени, и не сводил глаз с долины внизу.

Изнуренная и растрепанная, Этайн поднесла ему миску с рагу и небрежно поставила ее у его ног. Гримнир покосился на ее стряпню и презрительно фыркнул.

– Принеси мне мяса, подкидыш. Красного и сырого. А не эту бурду.

– Пошел ты, – ответила она. И хотела было развернуться, но передумала. – Хотя знаешь, что? Ты у меня в долгу! Ты все треплешься о вергельде, о клятвах, но что насчет долга жизни, а? Я могла оставить тебя эльфам, но не оставила! Я пришла за тобой! И это твоя благодарность? Что за дрянь!

Гримнир сплюнул.

– Ага! Вот и оно! Ну и какова твоя цена? Пригоршня золота? Голова врага? Фунт плоти? Что ты хочешь за мою жизнь, жалкая христоверка?

Но Этайн слишком устала, чтобы ссориться. И она понимала, что это все равно бестолку. Она скорее устыдит грозу за раскаты грома, чем изменит мнение скрелинга. Придя за ним, она, скорее, вернула свой собственный долг: что бы ни двигало Гримниром, он нашел ее в Бадоне, вырвал из лап Хротмунда и шесть дней нес ее на руках, хотя легко мог оставить на смерть. Теперь ее совесть была полностью чиста.

– Ни ломаного гроша, – тихо ответила Этайн. И, покачав головой, отвернулась.

Гримнир стиснул зубы. На его лице заходили желваки, будто он пытался прожевать какое-то мерзкое на вкус словцо. Наконец он все же его выплюнул:

– Погоди.

Он подвинул миску и жестом предложил ей сесть.

Этайн вздохнула. И даже не сдвинулась с места.

– У меня нет сил с тобой спорить.

– Nár, – проворчал он, кривясь, как от боли. – Не спорить. Садись.

И Этайн, не забывая об осыпающемся крае пика, присела рядом. Гримнир выудил из варева шмат оленины и протянул миску Этайн. Та покосилась на него, как на безумного, но пожала плечами и достала кусок и себе. Ели в странной неуютной тишине. Наконец Гримнир сплюнул пожеванный хрящ и утер рот тыльной стороной руки. Он покосился на Этайн.

– Старый Гифр рассказал мне все о клятвах и долге, – сказал он. – Никогда не клянись попусту, никогда не забывай своих долгов. Тут уж старый мерзавец не ошибался! – Гримнир рассмеялся, хрипло и мрачно. – Должников у несчастного пройдохи было даже больше, чем собственных долгов. А я никогда не любил просить, ничего: ни еду, ни кров, ни помощь в драке. Но… – он недовольно скривил губы, – но ты и правда вытащила мою задницу из передряги. И я твой должник. Так что я выплачу этот долг, как велит мне клятва, – Гримнир потянулся к саксу, но Этайн перехватила его руку.

– Давай считать, что мы в расчете?

– В расчете?

Этайн кивнула.

– За Бадон.

Гримнир задумчиво цокнул языком и медленно кивнул.

– Значит, в расчете, – он с хитрецой покосился на Этайн. – Хотя…

– Что?

– Если уж ты так стоишь за правду, то ты все еще должна мне – я спас твою жалкую шкуру на Пути Ясеня, – Гримнир злобно оскалился.

Этайн посуровела.

– Что ж, если вдаваться в детали… то ты все еще должен мне вергельд за моего погибшего друга Ньяла.

Гримнир с громким звуком прикрыл рот, нахмурил брови. И отвернулся, бормоча себе под нос, что, может быть, они все-таки и правда в расчете. Этайн фыркнула и громко рассмеялась.