Патрульные, которые устраивают беспредел. Теперь я понимаю, почему Шисуи-сан с таким презрением отзывался о Полиции.

— Какого черта вам нужно от моего брата… и от моей сестры? — ровный голос Итачи напоминал натянутую струну.

— Ты быстро сроднился с девкой из деревни, Учиха Итачи.

Они разговаривали с ним как с равным. Взрослые парни, лет так двадцати, и уверенный двенадцатилетний мальчик. Мичи поднялся и тихонько отошел в сторонку, будто все происходящее его не касалось. Дядя неспешно подошел к Сараде и Саске и внимательно взглянул на младшего брата.

— Саске, ты как?

Тот все еще не пришел в себя как следует. Он шатался, придерживаясь за руку Сарады, и бессмысленно глазел на Итачи. В глазах дяди сверкнул шаринган.

— Как вы посмели тронуть моего брата?

— Д… Итачи-сан, не надо, — попробовала остановить его Сарада.

Она знала, если дело касается Саске, то Итачи сдерживаться не станет. Но парни-полицейские тоже прекрасно знали это. Они намеренно раздраконивали старшего сына свергнутого лидера. Кто знает зачем? И правда, приставать к ней, так сильно бить шестилетнего ребенка — это неправильно, не по-мужски. Подонков нужно наказывать, и чувство справедливости Сарады вопило: «Давай, дядя! Врежь им, шаннаро!» Однако она знала, что Шисуи прав. На кону было не просто сотрясение мозга ее родителя — на кону была вся деревня и весь клан Учиха. Нельзя было идти на поводу у провокаторов, чтобы сохранить мир, стоило смолчать…

Раненый демонстративно вскинул окровавленную руку.

— За дело получил. Видишь, что эта сопля сделала мне с рукой?

— Это ты получил за дело. Нечего было касаться нашей сестры.

Дядя называл ее сестрой: своей и Саске. Непривычно было слышать это и понимать, что для всех окружающих она действительно не племянница, не дочь, а именно сестра Итачи и Саске.

— Питомец деревни, — подошел поближе третий и сплюнул на мостовую.

Сарада чувствовала, что еще немного, и она сойдет с ума. От плевков, которые щекотали ее педантизм. От несправедливости и того, что взрослые парни, мужчины, патрульные Военной Полиции позволяют себе хватать беззащитных девочек за лицо и бить шестилетних первоклассников. От того, что и ответить на эту несправедливость ничем нельзя было, чтобы не провоцировать конфликт и гражданскую войну… Она влипла, застряла и не могла двинуться ни в одну сторону.

Но дядя чувствовал себя иначе.

— Что ты сказал? — уточнил он тихо.

— Я сказал, что ты — предатель, — повторил третий. — Вся ваша семейка — вы предали клан. Твой ничтожный родитель, ты и эти…

Он хотел что-то сказать про Сараду и Саске, но не успел. Движения Итачи были молниеносны. Три быстрых хлестких удара, и патрульные растянулись на земле. Итачи бил в ключевые точки, страшно больно и страшно эффективно.

Дядя, сгорбившись, опустил лицо, скрытое прядями волос. Его расслабленные руки свободно висели вдоль корпуса.

— Вы полагаете, что мое терпение безгранично, но это не так.

Раненый с закатанными рукавами попытался встать, но Итачи резким ударом локтя возвратил его в прежнее положение.

— Ты предал… клан… — запинаясь выдавил один из патрульных.

— Клан… клан… — бормотал Итачи как в бреду. — Клан вас ограничивает. Вы подчиняетесь ему, мыслите одним мозгом на всех. У вас нет своей головы на плечах — ни у кого. Вы не видите ничего, что происходит за пределами слова «клан». Ненавидите — и сами не можете понять, что именно. Иногда мне кажется, что вам и не нужно причин, чтобы ненавидеть.

— Прекрати, Итачи!

На повороте стоял Яширо со своей свитой. Перепуганный Мичи побыстрее скользнул к нему и спрятался позади. Учиха Яширо — это его собрание назначило новым главой клана Учиха и Военной Полиции Листа. Подчиненный дедушки, лидер радикалов — несложно было догадаться, каким путем двинется клан под его командованием.

— Да он совсем страх потерял, — выпалил длинноволосый Инаби.

Он стоял по правую руку от нового лидера. Текка слева молча кивнул. Корчащиеся от боли патрульные расползались и пытались подняться на четвереньки.

Какие же они жалкие.

В тот миг, когда ее дядя уложил троих взрослых мужчин с шаринганом, душа Сарады, позабыв все наставления Шисуи, ликовала. Но появление Яширо погасило ее радость. Сердце ушло в пятки.

Новый лидер… Дядя…

Сарада теперь гадала, насколько глубоко была спланирована провокация. Что, если сам Яширо и заварил эту кашу, чтобы эффектно появиться в момент избиения Итачи и указать старшему сыну Фугаку его место? Но что-то пошло не так. Если дело затрагивало дядю — что-то всегда шло не так. Учиха Итачи одним своим присутствием менял течение реальности и направлял в какое-то новое русло. В свое русло. Он поступал так, как считал нужным. Откуда только бралась его непоколебимая уверенность в своих решениях?

— Ты открыто признаешь, что предал нас? — настороженно спросил Яширо.

Дядя в ответ вдруг выхватил кунай и запустил в стену. Клинок вошел в штукатурку прямо на месте герба Учиха, рисунок веера пошел трещинами.

— Я потерял веру в этот жалкий клан.

— Капитан, — сказал Инаби. — Он напал на полицейских при исполнении и открыто признался в предательстве. Выпишите ордер на его арест.

— Не могу. Анбу подчиняется лично Хокаге. Без специального приказа мы ничего ему не сделаем, — процедил Яширо и перевел недобрый взгляд на Сараду и ее малолетнего отца. — А вот…

Но Итачи не дал ему закончить.

— Сарада, Саске, — сказал он. — Идем домой.

Глава 27. Потерявшийся ворон

27

«Сила моего человеческого духа заключается в том, чтоя могу сам решать, во что мне верить, а во что — нет; кем быть и кем не быть».© Фрэнк Герберт

Член Корня в маске обезьяны пристально наблюдал за вороном, поднявшимся над рощей неподалеку от квартала Учиха. Здесь нельзя было атаковать птицу, стоило выждать. Ворон направился за пределы Конохи, а шиноби в плаще верно следовал за ним. За крепостной стеной он вскочил на высокое дерево и метко запустил в птицу кунай.

Раненый ворон камнем рухнул вниз.

****

Домочадцы решили, что Итачи остался дома потому, что ему, спустя столько месяцев непрерывных миссий, наконец дали выходной. Они ошибались. У Итачи больше не было начальника, его повысили до капитана команды Анбу. Теперь он сам мог выбирать, как ему действовать, и он решил остаться