—Ради нее самой,— подсказал Виктор,— и ради счастья твоего отца. Он мне признался, что с первого дня мучается тем, что оттолкнул Юлю. А ведь она потянулась именно к нему, когда вы только познакомились.

Роберт отошел к окну и взглянул на темные кроны сосен. Ему вспомнился необычный красочный сон про девушку и грозу, про то, как неведомое чувство повлекло его в лес, про ночной разговор, когда Юля бесповоротно очаровала его своей смелостью, чувством юмора и авантюризмом. «А как развернулись события, если бы отец с самого начала остался с ней?» — фантазия тут же нарисовала ему картинку, от которой ему стало не по себе.

В Москву с Юлей на машине поехал Эдвард, сдвинув все дела к чертям собачьим. Она ходила, заламывая руки, около операционной, проникаясь геройской сущностью. его отца. Девушки обожают врачей. Вечером Эдвард пригласил ее в изысканный ресторан, а не в шалман, который притащил ее Роберт, чтобы выследить Рябого. И конечно же, отец не умчался в ночи с пацанами, окрыленный местью, оставив Юлю с визиткой сына в руках в полной растерянности. На белоснежных простынях Эдвард покрывал ее гибкое, податливое тело жаркими поцелуями и познавал до утра забытый давно вкус девичьей плоти. А Роберт, пропивший с Саней остаток ночи после погони, вспоминал плен, тлен и прелестную незнакомку, с легкостью променявшую его на синеглазого ангела. Наутро Роберт примчался в гостиницу к отцу, чтобы вернуть ее назад. Дверь открыла Юля, с сияющими от счастья глазами и в беспардонно распахнутом халатике, накинутом на голое тело…

В голове у Роберта зашумело так, будто и правда застал Юлю у отца в постели. Он бросился к выходу.

—Уверен, ты сделаешь правильный вывод,— крикнул вслед ему Виктор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дверь в палату распахнулась, скрипнули колеса и показались носилки. Их толкал плечистый санитар с бычьей шеей, плавно перетекавшей в бритую бугристую голову с обветренным красным лицом. Юля спросонок не поняла, где она и сколько прошло времени. Ей только что снился королевский замок и Эдвард не в самом приличном виде. Она глянула на серое небо через окно: «Ощущение, что я проспала целые сутки, похоже, на утро. Почему тогда не приходила мадам с градусничками и укольчиком?» Следом за санитаром, вошел Эдвард и обеспокоенно взглянул на Юлю:

—Как чувствуешь себя?

—Еще не поняла. А сколько времени?

—Полдень. Мы виделись три дня назад. Твоя истерика стоила тебе семидесяти двух часов жизни. Сегодня тебя перевезут в другое отделение,— он обернулся к санитару.— Андрей, я позову вас.

Юля протянула руку Эдварду, когда они остались одни, и он, подхватив ее, губами коснулся пальцев. Аристократ до кончиков ногтей, Эдвард обращался с ней так, словно она лежала не в больничной постели утыканная дренажами и катетерами, а на шелковых простынях в королевской спальне. Юлю бросало в жар при его появлении. В больничной сорочке со штампом «минздрав» и дурацкими завязками на груди, она не могла чувствовать себя иначе как его очередной пациенткой, недееспособной и изуродованной шрамами. На сгибах локтей у нее до сих пор красовались фиолетовые с желтизной синяки размером с куриное яйцо, а из тела торчали трубки с красно-бурым содержимым. Юлю напрягала зависимость, в которую она попала от Эдварда, тем более сегодня, когда он являлся ей в чересчур откровенном сне не иначе как семьдесят два часа подряд.

Эдвард опустился на стул и уставился на нее как на полотно Леонардо да Винчи, чем смутил еще больше.

—Не знаю, что ты мне колешь, но эти три дня я проспала без боли, без сновидений и сейчас полна сил,— соврала Юля не моргнув. Любое неловкое движение вызывало у нее приступ острой боли, а приснившиеся смелые поцелуи Фаррелла-старшего взбудоражили ее плоть настолько, что она лежала сейчас вся мокрая от возбуждения.

Эдвард приспустил одеяло, развязал бантики на ненавистной сорочке, разрезал бинты и приступил к осмотру.

—Температуры уже нет, а тело твое горит, мокрое все.

Он достал из упаковки влажную салфетку и протер ей плечи, грудь, живот. Юля закрыла глаза, ощущая перед ним неловкость за предательски затвердевшие соски. Эдвард касался тела пальцами, а ей вспоминались его губы. Пикантный сон смешался с дикой явью. Юля списывала все на насилие, учиненное Сергеем, благодарность к спасшему ей Эдварду жизнь и на желание, не на шутку распаленное в ее теле Робертом.

— Стеснения, терзания? — улыбнулся Эдвард.— Каждый день одно и то же. Прекрати, ты ведь сама медик.

— Я воспринимаю тебя как отца Роберта все-таки больше, чем как врача. И это, невзирая на то, что без сознания и в неглиже ты меня видишь чаще, чем в сознании и одетой.

—А как мужчину ты меня не воспринимаешь?— Приподнял одну бровь Эдвард, бросив взгляд на ее грудь, но спохватился и добавил.— Прости, я не должен был этого спрашивать.

—Не воспринимаю,— мстительно ответила она. Ее кольнуло воспоминание, как он в первый день толкнул ее в объятья Роберта: «Что говорить, я сама в них без оглядки упала. Но почему Эдвард столь категорично отверг меня тогда и чего добивается сейчас?»

—Мне кажется ты лукавишь. Потерпи, немного будет неприятно,— Он аккуратно разрезал нитку и вытащил дренаж, торчащий над ее грудью. Юля не успела ойкнуть, но разозлилась не на шутку и пошла ва-банк.

—Эдвард, ко мне кто-то приходит по ночам. Сквозь сон я ощущаю прикосновения и слышу мужской голос. Все время один и тот же голос.

Щеки Эдварда порозовели.

—Джулия, это я прихожу каждую ночь. Но видит Бог, я ни разу не прикоснулся к тебе,— он выдернул второй дренаж из межреберья, обработал ранку и наложил повязку.— Твое состояние требовало моего пристального внимания. Это первый день, когда анализ выдал устойчивые показатели крови, так что сегодня ночью я впервые буду спать спокойно.

Юле стало неловко за свою шалость.

Эдвард вынул из ее рук катетеры и достал из пакета белоснежную пижаму с мелким узором из смешных котят. Без лишних слов он натянул на Юлю штаны.

—Держись за шею,— Эдвард присел рядом и наклонился так близко, что у нее перехватило дыхание. Юля обняла его одной рукой и села, дрожа от волнения. Он стянул с ее плеч сорочку и помог надеть пижамную рубашку, застегнув одну за другой красные пуговички. Юля следила за его длинными, как у сына, пальцами, с аккуратно подстриженными ногтями, а демоны бесстыдно нашептывали, как они ласкали ее во сне. Эдвард разгладил рубашку на заострившихся плечах, избегая встречаться с Юлей взглядом.