и запутала ситуацию. Важные выводы появились первыми. Полевая работа в низине реки Коннектикут показала, что клещи Ixodes scapularis намного более распространены в рощицах и кустах на восточном берегу реки – там, где находится деревня Лайм, – чем на западном. Это открытие вкупе с гораздо более широким распространением случаев болезни на восточном берегу лишь усилило подозрение, что переносчиком действительно является «олений клещ»; к тому времени даже Стил и его коллеги-ревматологи уже отказались от термина «артрит Лайма» в пользу «болезни Лайма»[137].

Но потом ситуация начала медленно запутываться. Если «олений клещ» переносит патоген (каким бы он ни был) и заражает людей вроде Джо Дохана, кусая их, то логика должна быть простой: много заболевших людей – много клещей, много клещей – значит, в пригородных лесах на побережье Коннектикута водится много оленей. Правильно?

Нет. Это целая экосистема, сложная, как шахматы, а не простенькая настольная игра вроде шашек, и причинно-следственные связи здесь совсем не так прямолинейны. «Олений клещ», как показали дальнейшие исследования, ведет весьма сложную жизнь.

49

Вилли Бургдорфер тем временем совершил важнейшее открытие, обнаружив сам патоген. Он дал имя и биологическую идентификацию патогену, который вызвал таинственную вспышку болезни.

Бургдорфер родился и выучился на микробиолога в Швейцарии. У него была широченная челюсть, хитрая улыбка, большая, как у Нильса Бора, голова, а еще он очень интересовался медицинской энтомологией. Он написал докторскую диссертацию о переносимой клещами спирохете Borrelia duttonii, которая вызывает в Африке болезнь, известную как возвратный тиф. В рамках этого проекта Бургдорфер вскрыл буквально тысячи клещей, чтобы исследовать их внутренности. Кроме того, он изобрел быструю, практичную методику определения, является ли клещ переносчиком спирохеты: для этого нужно оторвать ему ногу и посмотреть в микроскоп на вытекшую телесную жидкость (гемолимфу). Переехав в США, в 1952 г. он поступил на работу в лабораторию «Рокки-Маунтин» в Гамильтоне, штат Монтана, – ту самую, где Геральд Кокс и Гордон Дэвис изучали Ку-лихорадку. Собственно, Дэвис поначалу был его научным руководителем, и пару лет Бургдорфер продолжал изучать спирохеты Borrelia (и разновидности возвратного тифа, которые они вызывают в Америке) в колониях клещей, которых Дэвис содержал в неволе. Одни ученые работают в лабораториях с дрозофилами, другие – с тщательно выведенными мышами; Дэвис и Бургдорфер же держали у себя клетки, кишевшие клещами.

Но потом ветер переменился: высокопоставленный администратор сообщил молодому Вилли Бургдорферу, что возвратный тиф – это «болезнь прошлого», и ее исследование больше не будет финансироваться государством, так что ему лучше будет подумать о смене специализации[138]. Сам Бургдорфер много позже вспоминал, что последовал этому совету лишь частично. Он сумел сохранить работу в лаборатории «Рокки-Маунтин» (которая осталась ведущим исследовательским учреждением, несмотря на географическое положение), занимаясь в основном чумой, пятнистой лихорадкой Скалистых гор и другими печально знаменитыми заболеваниями, а спирохетами, которых переносят клещи, занимался «в свободное время». Когда Гордон Дэвис ушел на пенсию, Бургдорфер получил от него в «наследство» лаборанта и колонии клещей. Все это стало отличной подготовкой для роли, которую ему было суждено сыграть в изучении болезни Лайма.

Почти через три десятилетия, незадолго до окончания его собственной карьеры, интерес, который Бургдорфер пронес через всю жизнь, вдруг приобрел важнейшее значение. К концу 1970-х Аллен Стир и другие начали подозревать, что болезнь, которую поначалу окрестили «артритом Лайма», на самом деле является переносимым клещами инфекционным заболеванием, которое поразило 512 пациентов, в основном на северо-восточном побережье и в Висконсине. Вскоре в CDC сообщили о сотнях новых случаев. Примерно в то же время семейный врач в Шелтер-Айленде, штат Нью-Йорк (этот городок находится напротив Лайма, на другой стороне пролива Лонг-Айленд), лечил пациентов с похожими историями болезни – необычными лихорадочными недугами, которые переносились клещами. В Шелтер-Айленде, небольшом, но не очень здоровом местечке, ходили и другие клещевые заболевания, так что болезнь Лайма была лишь одной из нескольких рассматриваемых гипотез. Затем партию клещей, собранных с низкой растительности в Шелтер-Айленде, отправили в лабораторию Бургдорфера в Монтане; тот вскрыл им брюшные полости и обнаружил, что более 60 процентов из них переносят какую-то спирохету. «После этого нам никогда больше не говорили: “Да бросайте вы этих спирохет”», – позже вспоминал Бургдорфе[139]. Спирохетология снова стала модной. В этих клещах жили маленькие спиралеобразные существа.

Когда Бургдорфер с коллегами напустили зараженных клещей на белых лабораторных кроликов, у кроликов развилась кольцеобразная сыпь на коже, которая волнами распространялась от места укуса, – точно такая же, как часто наблюдается и у пациентов-людей. Затем группа Бургдорфера вырастила спирохету из клещей в культуре и протестировала ее на антитела в сыворотке крови пациентов с болезнью Лайма. Положительные результаты анализов и кожная реакция кроликов доказали, что им удалось найти патоген болезни Лайма. Вот так Бургдорфер нашел себе, как он позже выразился, «место в центре Лайм-внимания»[140]. Когда другие ученые вскоре составили формальную идентификацию спирохеты, они назвали ее Borrelia burgdorferi – в его честь. У этой истории с изящными лабораторными опытами оставался лишь один недостаток: видовую принадлежность клещей определить так и не удалось.

50

С этим возникло два затруднения; одно из них более интересно для наших целей, чем другое. «Неинтересное» затруднение было связано с научным названием. Что за клещ переносил спирохету, вызывающую болезнь Лайма, в прибрежных регионах Новой Англии – Ixodes scapularis или же некий похожий, но еще не описанный вид, которому нужно дать собственное научное название? На какое-то время клеща-переносчика болезни Лайма назвали Ixodes dammini, но дальнейшие таксономические исследования показали ошибочность данного наименования, и в 1993 г. ему вернули прежнее имя – Ixodes scapularis. Это «перетягивание каната» – просто вопрос таксономической практики, отражение хронического конфликта между разделителями (теми, кто стараются выделить как можно больше видов и подвидов) и укрупнителями (теми, кто предпочитают, чтобы видов было меньше). Разделители временно восторжествовали, но победили в результате укрупнители.

Второе затруднение, которое имело более важные последствия, оказалось связано с менее формальным наименованием клеща. Ixodes scapularis в быту обычно называли черноногим клещом. Когда из него по ошибке выделили новый вид, этот вид получил другое неформальное (но не слишком распространенное) название, «северо-восточный олений иксодовый клещ Даммина». Эту неуклюжую фразу позже сократили до просто «оленьего клеща». Имя, конечно же, влияет на восприятие, и название «олений клещ» лишь укрепило неправильные представления об этом маленьком существе: это кровососущее, переносящее болезни членистоногое якобы связано с оленями, и только с ними. А вот и нет.

Название «олений клещ» привело к ошибочным, зацикленным рассуждениям. Если белохвостые олени – это животные-носители, кровью