Остермана привезли в простых крестьянских санях. Он был в своем знаменитом теплом халате, известном дипломатам всего мира, в потертом стареньком тулупчике и в колпаке, надетом на короткий паричок. На эшафот его внесли…

На эшафоте Остерман держался совершенно спокойно. Он снял колпак, паричок. Передал их палачу. Положил голову на плаху. Великий интриган с самого начала был уверен: «Лизка» не посмеет. Так и случилось. Благодетельница Елизавета Петровна отменила казнь. Палач поднял его. Остерман хозяйственно надел парик, потом – колпак, тулупчик. И отправился в Петропавловскую крепость ждать настоящего приговора «Лизки».

Следующим в очереди на плаху был Миних. В пурпурном фельдмаршальском плаще, в котором одержал свои блистательные победы, Миних вел себя вызывающе бесстрашно. Спокойно, с презрительной усмешкой ждал казни, когда ему прочли милостивое решение Императрицы. Его также помиловали и отправили дожидаться приговора в ту же Петропавловскую крепость. История повторилась с Головкиным и Лёвенвольде.

Уже днем князь Шаховской объявил им решение Государыни. Императрица приговорила всех к лишению званий, титулов, состояния и к бессрочной ссылке. Все их имущество было роздано победителям.

Шаховской написал в «Записках», с каким отчаянием и потерянностью выслушали приговор Рейнгольд Лёвенвольде, граф Головкин и Остерман. На этот раз Андрей Иванович ошибся. Старик был уверен: его, великого дипломата, больного старца, «Лизка» наказать не посмеет.

Только Миних, с которым Шаховской участвовал в войне с турками, встретил решение «с такими… глазами, с какими я его имел случай неоднократно в опасных с неприятелем сражениях порохом окуриваемого видеть», – писал Шаховской.

Остермана сослали… в Березов, куда он вместе с Долгорукими сослал Меншикова, а потом туда же отправил Долгоруких… Теперь туда отправился он сам.

Миних был приговорен к ссылке… в тот самый острог в Пелыме, куда прежде он отослал Бирона.

Остерману по болезни разрешили взять трех лакеев, повара и трех крепостных девок для жены. Кормовых денег определили по рублю в сутки.

Двенадцать остермановских подвод отправились в Березов. По пути чета Остерман с супругой испытали все прелести изнурительного путешествия, которые претерпели Меншиковы и Долгорукие.

Миниху разрешили взять одного слугу. Вместо слуги он взял пастора. Миних отправился в долгий путь на рассвете. Графиня дожидалась его у повозки в дорожном платье и капоре, с чайником в руках. Она, как и супруг, была совершенно спокойна…

Так же как когда-то жена Ивана Долгорукого, теперь жены Миниха и Остермана, графа Головкина и Рейнгольда Лёвенвольде поехали в бессрочную ссылку вместе с мужьями. Эти статс-дамы, привыкшие к почету и роскоши, без колебаний выбрали нищету и лишения. При том, что наказание мужей на них не распространялось, их приданое – дворцы, поместья – сохранялось за ними, если бы они остались в Петербурге.

Елизавета милостиво сообщила графине Головкиной, что она по-прежнему остается статс-дамой ее двора. И двоюродная сестра Императрицы Анны Иоанновны, последняя представительница древнего рода князей Ромодановских, дочь главы страшного Преображенского приказа, ответила: «Ваше Величество, на что мне почести и богатство, если я не могу разделить их с другом моим. Любила мужа в счастье, люблю и в несчастье. Одной милости прошу у вас, Ваше Величество, – быть мне с ним неразлучной!»

Елизавета согласилась быть милостивой: отправила и ее вместе с мужем в бессрочную ссылку на край света, в зимовье под Якутском… Впоследствии родственник опального вице-канцлера Головкина, Федор Головкин, рассказывал, как их привезли в голодную ссылку в ледяную пустыню, где морозы ставят зимой рекорды холода. Здесь, в диком ледяном краю, граф и умрет. Графиня похоронила мужа в сенях их дома – в вечной мерзлоте. Через год ей разрешили вернуться, и она привезла с собой тело любимого супруга.

Екатерина похоронила Михаила Головкина в Георгиевском монастыре, где постриглась в монахини и до самой смерти жила рядом с могилой любимого мужа.

Когда-то на их блестящей свадьбе, где весело гуляли Великий Петр и все знатнейшие вельможи Империи, она дала клятву быть с мужем в счастье и несчастье, пока смерть не разлучит их.

Она ее исполнила.

Итак, Остерман и Миних отправились через всю Россию в те самые места, где прежде жили их жертвы.

Полуживыми Остерманы прибыли в Березов. Андрей Иванович увидел на косогоре церковь. У ее восточной стены графа ждали могилы его жертв – князя Меншикова и его дочери Александры, первой невесты Петра Второго. Рядом – могилы жертв последующих – князя Алексея Долгорукого и его жены…

Так началась жизнь четы Остерман в Березове. Представляться калекой Андрею Ивановичу больше было не надо. И вечный подагрик тотчас отбросил опостылевшие костыли. Известие об этом дошло до Петербурга и произвело сенсацию. Слухи о чудесном излечении Остермана мгновенно распространились по столице. В Березов пришел торопливый запрос от самой Императрицы. В Петербург отправили ответ охраны: «Ссыльный Остерман освободился от болезни и начал ходить сам».

Пять лет бодро «ходил сам» вчерашний вечно больной подагрик, прежде чем упокоился в Березове рядом с могилами своих жертв.

Жизнь продолжала разыгрывать фарс. Осужденный Миних отправился в Пелым, когда из Пелыма выехала его жертва – Бирон, помилованный новой Императрицей. В Нижнем Новгороде милостиво повелела жить Бирону Елизавета. Позволить ему жить в Петербурге, тем более править в Курляндии, она не решилась – боялась его по-прежнему.

По легенде, Миних и Бирон встретились на почтовой станции, недалеко от Казани, во время смены лошадей. Молча, даже не кивнув, посмотрели друг на друга и разъехались.

Пелым – поселок в несколько десятков изб, с деревянной крепостью, окруженный непроходимыми лесами. Двадцать лет провел здесь этот великий человек… Сначала фельдмаршал разводил картошку на острожном валу! Потом занялся полеводством всерьез. «Сажением и сеянием моцион себе делаем и столько пользы приобретаем», – бодро писал граф родным. В бесконечную полярную ночь строитель Ладожского канала сортировал семена и вязал сети, чтобы прикрывать ими семена от кур и кошек. Его супруга, вчерашняя гофмейстерина двора, сидела рядом – латала его одежду. Победитель в знаменитых битвах терпеливо учил местных детей грамоте и показывал, как правильно косить траву. И сам удало косил вместе с нанятыми мужиками. Когда умер приехавший с ними пастор, фельдмаршал Миних начал сам вести богослужение…

Но он изнемогал от идей и проектов. Все это время писал письма своей гонительнице. Елизавета же не любила скучных бумаг. От них ее избавлял главный чиновник царствования – канцлер Алексей Бестужев. Правда, некоторые ей читать приходилось. Среди них были бесконечные проекты, которые не уставал присылать из ссылки дотошный старый немец. Она не отвечала, но он продолжал предлагать проект за проектом. Миних не жаловался на условия ссылки, ничего не просил для себя. Он, видите ли, заботился о Государстве – придумал прорыть канал Петербург – Царское Село, ловко перечислив перестроенные им крепостные сооружения Петербурга. Он даже предложил назначить его губернатором Сибири, обещая преобразовать край. Она терпела целых пять лет. Наконец не выдержала – Миниху запретили писать к ней…