Она с радостью ехала в Москву. Как и ее отцу, Елизавете всегда не сиделось на одном месте. Ее счастливая склонность к кочеванию между столицами помогла наладить регулярное сообщение между Москвой и Петербургом. Она умудрялась промчаться из новой столицы в старую за двадцать четыре часа, загоняя несчастных лошадей. В ее царствование обе столицы будут щедро украшены жеманным елизаветинским барокко, а Кремль, бывший в запустении, переживет настоящий Ренессанс.

Тогда же все фасады домов окрест Кремля были затянуты алой парчой. Коронационный кортеж проехал под специально воздвигнутыми Красными воротами… В Успенском соборе Кремля состоялось священное коронование. Наследник находился на коронации «в особо устроенном месте подле Ее Величества». Начался обряд. Митрополит восславил ее как правительницу, которая осуществит связь времен между Петром Великим и Петром-внуком. Эта мысль ей очень не понравилась, и больше столь опрометчивую идею никогда не повторяли.

Связь времен – это дочь и отец, Елизавета и Великий Петр.

После церемонии в древнем Успенском соборе начались празднества – балы и маскарады… На первый бал были приглашены чиновники «первых четырех классов и обязательно с женами». Бал продолжался до полуночи. Порой Елизавета прерывала танцы, чтобы, подойдя к окну, показаться восторженной толпе и бросить очередную пригоршню монет.

Для угощения собравшегося народа Императрица велела приготовить четырех быков, фаршированных мясом, рыбой и птицей. Два фонтана били попеременно то белым вином, то красным; хлеб раздавали без счета. На улицах валялись пьяные – также без счета. До утра стреляли пушки, и все сотрясалось от мощных залпов салюта. Веселье удалось. После коронации наследник стал подполковником Преображенского полка (полковником этого полка, как и положено, была сама Императрица). Наследник расхаживал в Преображенском мундире и был счастлив – он обожал все военное. В довершение счастья он стал полковником полка кирасир, и теперь знаменитый фельдмаршал Ласси должен был подавать ему ежемесячные рапорты. В официальный титул наследника было включено «внук Петра Великого».

После возвращения в Петербург в ноябре того же 1742 года наследник перешел в православие. Елизавета сама заботливо учила его, как и когда надо креститься, изумляя воспитателя Штелина своей набожностью. Карл Петер Ульрих стал Петром Федоровичем.

Наследника следовало женить. Елизавета выбрала ему невесту – пятнадцатилетнюю принцессу Софию Августу Фредерику Ангальт-Цербстскую.

Невеста прибыла вместе с матерью. Они ехали через Ригу, и маленькой Софи показали Рижский замок, где была заключена прежняя правительница, Анна Леопольдовна, и ее семейство. В Петербурге она во все глаза смотрела на встретившую их Императрицу, так удачно свергшую прежнюю повелительницу… Призрак переворота встретил в России умненькую девушку.

Сразу после приезда девочка-невеста начала изучать русский язык и готовиться к принятию православия. Но русская зима сыграла с ней злую шутку – она заболела воспалением легких.

Она умирала, мать уже хотела пригласить лютеранского священника. Но девушка попросила привести к ней православного, что сразу сделало ее популярной при дворе. Молодой организм победил. Она выздоровела и летом перешла из лютеранства в православие. Софи стала Екатериной Алексеевной и уже на следующий день была обручена с наследником.

21 августа 1745 года состоялись венчание и первая брачная ночь Екатерины, которой суждено будет стать самой великой русской Императрицей. Она приготовилась отдать свою девственность тому, кого через шестнадцать лет отправит на смерть.

История сохранила для нас описание церемонии. Шестнадцатилетнюю Екатерину раздевали ее мать, принцесса Голштинская и графиня Румянцева. Нагую новобрачную одели в халат…

В соседней зале граф Алексей Разумовский, принц Голштинский и Александр Шувалов раздевали с веселыми шуточками Петра…

Новобрачных в халатах привели в покои Императрицы, и они встали на колени перед Елизаветой. Императрица благословила их. Потом три дамы – ее мать, принцесса Голштинская и Румянцева – дали последние наставления молодым и удалились.

Наступила ночь новобрачных. И то, что случилось тогда (точнее, то, что не случилось), станет началом трагедии наследника престола Петра Федоровича.

С первой минуты царствования Елизаветы Петербург утонул в танцах.

И тон задавала она сама. Она замечательно танцевала и французские (ее учил французский танцмейстер), и русские танцы. Танцы сменялись театром: ее двор превращался в театральное фойе – французская комедия, итальянская комическая опера… Знаменитые труппы облюбовали Петербург. И вновь – балы и маскарады. Балы в Петербурге прервала коронация, перенесшая вихрь танца в Москву. Но по возвращении петербургский танцевальный марафон продолжился… Маскарады и балы следовали один за другим, непрерывно. Но как не похожи были эти елизаветинские развлечения на варварские полуоргии – пьяные ассамблеи ее отца. «Петр привил России науку, Елизавета – вкус», – справедливо писал наш великий поэт. И это был французский вкус. Он победил вместе с Елизаветой. С нее начинается галломания, продолженная Екатериной Великой. Франция, тщетно пытавшаяся изменить проавстрийскую российскую политику, без всякого боя завоевала жизненный уклад высшего общества. Петербург стал столицей галломании. И так будет до конца Империи Романовых…

«Ах, эти французы! Без них не знали бы мы, что такое танцевание, как войти, поклониться, напрыскаться духами, взять шляпу и одною ею разные изъявлять страсти и показывать состояние души и сердца нашего… Что ж бы мы сошедшим в женское собрание говорить стали? Разве о курах да цыплятах… Без французов разве мы могли бы назваться людьми!» – с радостным самобичеванием (к которому у нас так склонны) писал в 1774 году журнал «Кошелек».

Теперь даже любовные записки писались на чудовищной смеси русского и французского. У всех знатных вельмож появились французские повара. У Елизаветы был самый знаменитый – Фукс… В порыве восхищения его искусством щедрая Императрица наградила повара… военным чином бригадира (полковника) и гражданским чином статского советника (генерала)! Французское посольство поставляло к ее столу трюфели и паштеты. Персики, апельсины, устрицы привозили из Франции на кораблях в Кронштадт. Узнав, что во дворце Трианон ужин французского короля поднимает «чудесная машина», Императрица распорядилась в своем дворце в Петергофе построить такую же. Она собирала гостей на втором этаже, затем там раздвигался пол и появлялся накрытый столик с едой.

Все это время за Елизаветой неотступно следили молодые насмешливые глаза жены наследника престола – Великой княгини Екатерины Алексеевны.

Екатерина беспощадно описала быт Императрицы – жилые комнаты ее дворцов, куда обитатели уходили из роскошных парадных зал. Эти комнаты поражали убожеством: двери не закрывались, сквозь оконные рамы дул ветер, протекали крыши, по сырым стенам струилась вода… Мебель, как правило, путешествовала из дворца во дворец вместе с Императрицей и после многих переездов по ужасным дорогам находилась в соответствующем состоянии. Описала Екатерина и саму Елизавету – трудную, напряженную жизнь красавицы.