— У Евы точно был, — прервал калика, — ноесли Адам в самом деле жил с Евой девятьсот лет, то у нее нету... Стерся.

Томас раздраженно отмахнулся, даже не желая вдаваться втонкости славянского юмора.

— Как выбраться?

Калика сожалеюще пожал плечами.

— Еще не передумал? Ведь все это суета сует и ничего,окромя суеты житейской. В человеке нет ничего, кроме души. А о душе-то мыменьше всего... Ладно, не мешай, я буду думать.

Ночь была на исходе, когда Томас толкнул калику.

— Ну, что придумал? Как будем выбираться?

Калика вздрогнул, открыл глаза. Увидев нависшее над ним лицорыцаря, разочарованно скривился, потянулся, зевнул с волчьим подвыванием ижутко оскалив зубы.

— Ох-хо-хо... Не спится? Небось, все девки снятся?..Надо смирять свою плоть, надо... Это неплохо твой Христос придумал. Ну, непридумал, но брать у других тоже надо умеючи, а то такого нагребешь... Знавал явсяких пророков... Ох-хо-хо!... Может быть, убегем завтра?.. А то вон уже зарязанимается. Погоня будет, то да се...

Томас стиснул челюсти так, что рифленые желваки едва непрорвали кожу.

— Нет.

— Гм... Ну да можно и сегодня. Хотя древняя мудростьгласит, что не надо откладывать на завтра то, что можно отложить напослезавтра...

— Сэр калика, в древности жили одни язычники.

Калика лениво повернулся, постучал костяшками пальцев покаменной стене.

— Сам такой, — сообщил Томас.

— Ну вот, везде намеки видишь... Значит, неспроста. Яхочу сказать, что если выломать здесь камни...

— Эти не годятся, — возразил Томас. — Этотдурак для замка ломает только серые, а это в тех двух стенах...

Калика почесался, снова лег и закрыл глаза.

— Как хошь, — сказал он равнодушно. — Менякак-то меньше, чем тебя, волновала стена замка. Я думал, тебе нужна пустота,что за этим камнем...

Томас вскочил, как подброшенный катапультой. Глаза былидикими. Он отпихнул калику, тот лишь перевалился на пузо, лежал с задумчивымвыражением, явно мыслил.

— Откуда знаешь?

— Чую...

— Без магии?

— Ты ж без магии тоже кое-что чуешь, хоть и с трудом. Кпримеру, когда надвигается черная туча, когда молнии слепят, а от грома глохнутуши, а то и видишь впереди стену падающей с небес воды, то можешь догадаться,что, наверное, пойдет дождь...

Томас все еще неверяще пощупал камень — тот был все так жемонолитен, темен в ночи.

— Ага, — сказал он, — ты как дятел, да? Тоттоже чует, где под корой пустоты... Правда, он и червяков так же чует. Этиколья ты вбил?

Он нащупал влажные деревяшки, вбитые в высверленные дырочкипо самые уши. Кончики пальцев ощутили напряжение в камне. Разбухая, деревянныеколышки уже напрягли жилки в камне так, что вот-вот лопнут. Стражи не спят, имслышен каждый шорох. Авось, не обратят внимания, что треск раздастся от этойстены. А камни лопаются всю ночь, вечером набили кольев много.

— Лежи тихо, — шепнул калика.

Томас услышал настойчивую нотку в голосе, упал ничком. Черезпару мгновений раздался оглушительный треск. Камень в стене качнулся. Рабыпоблизости заворочались, застонали во сне. Томас лежал недвижимо, только сердцеколотилось так, что его подбрасывало. Наверху послышались голоса, сверхусбросили горящий факел.

Он ударился, рассыпая искры, Томасу чуть прижгло голую кожу.Когда снова все стихло, Томас коснулся плеча калики, потряс. Тот вздрогнул, посмотрелнепонимающими глазами:

— А?.. Что?.. Сэр Томас, что стряслось?

— Не спи, — прошипел Томас. — Сон в родне сосмертью... Давай проверять твою пустоту.

Калика поскреб затылок.

— Сдается мне, что там вовсе не обязательно выход...

— Как это?

— Ну, просто пещера... А то и пещерка.

Томас подполз к камню, ухватился, уперся. Голос его былтяжелым, с придыханием:

— Пусть даже норка. Я сам ее пророю дальше. Зубами,когтями! Когда ждет Крижана, то стойкое британское сердце англа из племенигерманцев ничто не остановит!

С легким скрежетом глыба поддалась по каменному основанию.Изнутри пахнуло теплом: каменная стена за день вобрала много солнца, но дальшеТомас ощутил струю холодного воздуха.

— Гореть мне в аду, если там не выход, — прошепталон горячо.

— Выхода нет, — прошептал калика грустно.

Ноги Томаса примерзли к земле. В сердце кольнуло, как будтотуда всадили нож по самую рукоятку.

— Знаешь точно?

— Ну, надежда всегда есть... Еще Гильгамеш искал выход,а потом и Аристотель, великий Пифагор искал в математике, а гениальныйГиппократ видел в идеальном здоровье, но тоже...

Томас заскрежетал зубами. Когда-нибудь он придушит этогофилософа собственными руками.

Ноги его исчезли в тени. Калика пригнулся, пополз за ним.Через десяток саженей пустота в камне расширилась, он сперва смог встать наколени, затем пошел за Томасом, сильно пригнувшись. Темнота была полная, онслышал впереди только проклятия и ругань рыцаря. Томас торопился выбраться,похоже, не было выступа, о который он бы не шарахнулся, не стесал, незакруглил, не затупил.

Они были мокрыми от усилий, и струйка воздуха чувствоваласьсильнее. Калика наконец дождался местечка шире, обогнал Томаса. Гора былапронизана пустотами, как многие старые горы в этой части света — это не молодыегоры Гималаев.

— Постой, — велел калика.

— Погоня?

— Не шуми.

Томас прислушался, сказал нетерпеливо:

— Сэр калика, здесь только один ход. Один конец ведетвперед, другой — назад в каменоломню.

Голос калики был полон ядовитого восхищения:

— Хотел бы я, чтобы у меня тоже все было так просто!

— А что не так? — насторожился Томас.

— Ну... шарахнись со всей дури в стенку, перед которойстоишь. Нет-нет, не поворачивайся, я же чувствую.

Томас обиделся.

— Ты на что намекаешь? На меднолобость?

— Я даю ответ.

В жажде посрамить оппонента Томас повернулся, ощупал стену —гладкая, глаза не выбьет о наросты и выступы — отступил и, оттолкнувшись отстены сзади, ринулся в стену.

В плече хрустнуло, как кнутом стегнуло болью. Стенапроломилась, Томас рухнул вместе с градом мелких камней, повис, как мокроебелье на плетне. В голове был грохот, он расчихался от удушливой пыли. А сзадикалика уже хлопал по плечу.