Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томас удивлялся как им удается пробираться по замкунезамеченными. Если бы не отвращение калики к убийствам, которое Томас начиналпонимать и в чем-то при известных обстоятельствах разделять, то они бы усеялисвой путь трупами в лужах крови, пробились бы вниз, имея на пятках толпуразмахивающей оружием стражей и челяди, а во дворе их бы уже ждали набежавшиелюди Ночного Сокола.
А так они сумели пробраться, прячась и затаиваясь, к самимвходным дверям. Лук калика все же захватил, не удержался... Со двора в щель поддверью тянуло холодным утренним воздухом. Похоже, за ночь выпал иней. Каликабесшумно подбежал, распахнул осторожно, поддерживая створку снизу, чтобы нескрипела. Томас выскользнул, остановился благоразумно. Когда дело доходит додраки, калика хорош, еще как хорош, а если нужно проскользнуть незамеченным даеще по дороге зарезать кого втихую, то калика вовсе незаменим. В любом войскеему б цены не было. Знать бы, в каких пещерах этому учат...
Выбирая тень, они от крыльца пробежали вдоль каменной стены,при малейшем звуке падая за бочки, телеги, груды корзин. Конюшня была ужеблизко, когда навстречу вышел, зевая и потягиваясь, огромный страж. Глаза еговыпучились, он непонимающе уставился на бегущего к нему рыцаря в блестящихдоспехах и полуголого дикаря с красными волосами.
Его рот начал раскрываться для истошного вопля, а рукаметнулась к мечу. Томас с безнадежной яростью понимал, что на крик сбегутся, атут надо время, чтобы найти коней, оседлать, вывести, да еще как-то пробиться кглавным воротам...
Калика на бегу взмахнул рукой. Послышался глухой стук, стражпоперхнулся, из горла вырвалось глухое рокотанье. Мгновение он стоял,покачиваясь. На лбу появилось кровавое пятно, а булыжник упал под ноги ипокатился по плитам. Калика кивнул Томасу, промчался мимо и пропал в раскрытойдвери. Томас подхватил обмякшее тело, не давая с грохотом рухнуть, затащил вконюшню.
Калика уже бегал вдоль конских ясель, выбирал. Томас крикнулс отвращением:
— Почему я?
— Железо не так пачкается.
Томас уложил стража в канавку, забросал соломой. Доспехибыли забрызганы кровью так, словно он неделю работал на бойне. Похоже, упростолюдина столько же крови, сколько и у благородного. Калика наконец выбралконей, быстро седлал, готовил мешки.
Томас пучками соломы вытирал кровь, прорычал:
— Уже и зарезать по-человечьи не умеешь! Чему вастолько учат в пещерах...
Калика, не отвечая, исчез в глубине конюшни. Слышно было,как падали тюки сена, всхрапывали кони. Блеснул красноватый свет. Из дальнегостойла нерешительно выдвинулся конь, дверка была распахнута.
Запыхавшись, калика выбежал с другой стороны. Желтая соломаторчала в рыжих всклокоченных волосах.
— Все! На коней и — к воротам!
Томас увидел, как красноватое пламя охватывает дальнююстену, где сена было до потолка. Немедля вскочил в седло, галопом вынесся водвор. Сонная челядь шарахнулась во все стороны. Раздались испуганные крики.
Стражи у ворот дремали. Калика на полном скаку хладнокровновсадил в обоих по стреле. Томас, не слезая с седла, сбросил запоры с ворот.Раненым стражам не до ворот, кричали и хватались за торчащие древка.
Томас налег, ворота начали медленно отворяться. Спина егонапряглась, он чувствовал, как арбалетные стрелы уже прошибают доспехи. Каликапрогудел успокаивающе:
— Им пока что не до нас... Удивляюсь, как можно бытьтакими беспечными! Мало их эта ночная сова порола. Окромя сена, там полнопромасленных тряпок, да еще и бочка с дегтем почти полная. Не по-хозяйски!
Копыта звонко стучали по замерзшей почве. Край землиозарился оранжевым, солнце вставало медленно, неохотно. Иней начал исчезать,под конскими копытами серебристая земля почернела, обнажила грязь.
Калика свернул с дороги в лес. Проскакали немного, сновасвернули, потом сворачивали и петляли столько, что Томас уже вовсе несоображал, в какую сторону едут. Наконец калика сказал с облегчением:
— Похоже, со следа стряхнули.
— Если они вообще за нами гнались, — обронил Томассумрачно.
К нему снова вернулась подавленное настроение. Калика пожалплечами.
— Разочарован?
— Да нет, я думаю, им есть чем заняться.
— Есть.
Томас покосился на калику. Встречный ветер трепал красныеволосы, но на недвижимом лице не дрогнули даже ресницы. Он смотрел впередспокойно и безрадостно, в отличие от молодого рыцаря не ожидая ни жар-птицывпереди, ни принцесс, ни сказочных богатств.
— Он... точно мертв?
Калика буркнул:
— Увы, да.
— Почему увы?
— Один мой знакомый, мы его дураком считали, говорил,что убив противника, мы проигрываем сами... Мы смеялись над ним. Лишь впоследний день мы увидели, насколько он прав...
Томас раздраженно тряхнул головой
— Сэр калика, оставь премудрости. Если я убил в честномпоединке, то я победил, чтобы там ни возражали философы. Хотя, по-моему, здесьдаже философы не спорят. Я рад, что эта ночная ворона свое получила. Жаль, ясам не подержал его за горло! Ну ничего, в аду еще подержат.
— Что значит иметь всюду друзей, — позавидовалкалика.
— А вот эта, с лиловыми глазами... Где она, как тыдумаешь?
— У женщин чутье, — объяснил калика. — Как узверей. Знала, что сэр Томас как медведь разворотит все осиное гнездо, побьетос и пожрет мед... хотя какой у ос мед?.. Словом, пожрет все, что найдет,перебьет всех, кого догонит, возьмет с собой все, что отыщет... Потому исбежала раньше. Прихватив самое ценное.
Томас пощупал мешок с чашей.
— Да?
— Ну, не знаю, не знаю... Может, в этой чаше неосталось святости. И мощи. Учти, столько уже ехать с нами, да чтоб незапортиться!
Томас встревожился, даже кровь отхлынула от лица.
— Сэр калика, ты не шути так страшно. Это что же, всемои мучения напрасны?
Калика равнодушно пожал плечами.
— Никакое усилие на свете не бывает напрасным. Сизиф,например, развивал мускулатуру.
Кони шли резво, день был сухой и теплый. Томас ехал мрачный,предавался размышлениям, в то время как его спутник беспечно посматривал посторонам, чесался, нетерпеливо ерзал в седле.
— Снова, как прежде, — сказал вдруг Томас. Голосего был громким. — Только я и ты, сэр калика!.. Никаких баб, никакогопредательства.
— Эт точно, — подтвердил калика.
— Шахрай расписывал их красоту и прелести... Аупомянуть забыл, что все предательство от женщин! Самсона предала Далила,Геракла — собственная жена... Джона прелестная Ровена...