сферы производства и привязанность к товарообороту придали ему его искаженный, «допотопный характер».

Первое теоретическое освещение современного способа производства – меркантилистская система – по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно схватывало только внешнюю видимость явлений… Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства [Маркс, Энгельс. Т. 25. Ч. 1. С. 370] (см. также: [Dobb. 1946. Р. 199]).

Однако поскольку к XVII в. политический контроль над правами, определяющими доступ к товарообороту, почти полностью находился в руках территориальных монархов, меркантилизм, по Шмоллеру, «в самой своей сердцевине… был не чем иным, как государственным предприятием» [Schmoller. 1897. Р. 50][180].

Государство распределяло эти титулы и права частным агентам, которые сами оставались зависимыми от государственной власти, обеспечивающей их реализацию. Государством, однако, был сам король.

VII. Демистификация вестфальской системы государств

1. Введение: теории формирования, действия и трансформации геополитических систем

В четвертой главе я утверждал, что общепринятые объяснения долгосрочного доиндустриального экономического и политического развития Европы – то есть модели геополитической конкуренции, демографическая модель и модель коммерциализации – имеют серьезные недостатки в эмпирическом и теоретическом отношениях. Тогда я предположил, что объяснения перехода к Новому времени должны учитывать две трансформации – переход от средневекового мира к ранненововременному, а затем от последнего к миру Нового времени. Затем я утверждал, что две этих трансформации связаны с принципиально различными траекториями формирования государства/общества во Франции и Англии раннего Нового времени, определяемыми различными балансами классовых сил, которые привели к переходу от феодализма к абсолютизму во Франции и от феодализма к капитализму в Англии. Эти разные переходы – ключ к несопоставимым схемам геополитического конфликта и сотрудничества в ранненововременной и нововременной международных системах. В шестой главе я показал, как эти донововременные схемы работали в ранненововременной политической экономии, основанной на меркантилизме, политически обусловленном несправедливом обмене и построении морских империй. Теперь мы можем извлечь дополнительные следствия из этой идеи, чтобы реконструировать общую природу ранненововременных международных отношений и значение Вестфальских мирных договоренностей. Затем мы обратимся непосредственно к случаю Англии, чтобы воссоздать переход к нововременным международным отношениям.

Повторим: эта исследовательская повестка привлекала внимание специалистов по теории МО, решивших ответить на выдвинутое Джоном Рагги возражение неореализму, гласившее, что последний не способен объяснить системное изменение и особенно переход от Средневековья к Новому времени [Ruggie. 1986, 1993]. Хотя сегодня есть новые серьезные интерпретации данного системного изменения, относящиеся главным образом к конструктивистскому направлению [Spruyt. 1994а; Burch. 1998; Hall. 1999; Philpot. 2001], общепринятое реалистическое объяснение значения Вестфалии как поворотного пункта в истории международных отношений осталось нетронутым. «Вестфальский мир, плохо это или хорошо, отмечает собой завершение одной эпохи и начало другой. Он представляет собой величественные ворота, ведущие из старого мира в новый» [Gross. 1948. Р. 28–29] (см. также: [Morgenthau. 1985. Р. 293–294, 328–329; Butterfield. 1966; Wight 1977b, 1978; Bull. 1977])[181]. Независимо от различий в теоретических предпосылках среди специалистов по теории МО существует консенсус относительно собственно нововременных принципов или конститутивных правил международных отношений – включая государственный суверенитет, исключительную территориальность, правовое равенство, секулярную политику, невмешательство, постоянную дипломатию, международное право, многосторонние конгрессы, – кодифицированные на Вестфальском конгрессе, фоном которого стало устранение феодальной гетерогенности и универсальной империи [Ruggie. 1986. R 141–149; Kratochwill. 1986, 1995; Holsti. 1991. R 20–21, 25–26; Armstrong. 1993. P. 30–40; Spruyt. 1994a. P. 3ff; Арриги. 2007. C. 79–90; Burch. 1998. P. 89; Hall. 1999. P. 99; Buzan, Little. 2000. P. 4–5, 241–255][182]. Соответственно, главную роль в качестве регулятора международных отношений стали играть межгосударственная анархия, силовая политика и баланс сил.

Но влияет ли этот сдвиг в структуре системы на геополитическое поведение? Парадоксальным образом, для неореалистов такой сдвиг не имеет большого значения, поскольку переход от феодальной анархии к межгосударственной анархии не предполагает никакого изменения базового структурирующего принципа международных отношений. Выполненный Фишером неореалистический анализ феодальной геополитики приводит к выводу, что «конфликтная и силовая политика является структурным условием международной сферы – действующим даже между индивидуумами, существующими в обществе без государства» [Fischer. 1992. Р. 425]. Неореалистический тезис о базовой неизменности поведения конфликтующих единиц, независимого (при том условии, что международная система является многополярной и соответственно анархической) от их идентичности и социального устройства, препятствует признанию 1648 г. в качестве фундаментального разрыва в логике международных отношений. Вестфальские соглашения просто подтвердили вечную логику анархии. Игроки могли измениться, но их поведение осталось прежним. Напротив, конструктивисты подчеркивают, что нововременная анархия основана на принципе исключительной территориальности, которая сама отсылает к ранненововременному определению фундаментальных конститутивных правил общественной жизни (нововременная субъективность, права частной собственности и т. д.), которые изменили международные «правила игры». Хотя такое объяснение не отрицает конкурентную природу международных отношений в Новое время, оно претендует на открытие их «генеративной грамматики», а также допускает различия в международном поведении, примером которых является средневековая Европа. Однако поскольку модус территориальности для таких конструктивистов, как Ругги, является решающим критерием, актуальный процесс раскрытия границ и детерриториализации политического правления может стать подтверждением предполагаемого движения в сторону постмодернистской международной системы.

Моя интерпретация Вестфальского порядка приводит к радикально иным выводам. Мое утверждение сводится к тому, что явно ненововременные геополитические отношения между династическими и иными донововременными политическими сообществами были основной характеристикой Вестфальской системы. Хотя эти отношения были конкурентными, они не определялись ни структурной анархией, ни новым набором конститутивных правил, принятых в Вестфалии, ни исключительной территориальностью. Скорее, они коренились в докапиталистических отношениях общественной собственности. Логика междинастических отношений структурировала ранненововременной геополитический порядок вплоть до неравномерного в региональном отношении и сильно затянувшегося перехода к нововременным международным отношениям в XIX в.[183] Общественное устройство абсолютистской геополитической системы, ее способ действия и логика ее трансформации, однако, недостаточно хорошо понимаются в стандартных теориях МО, будь они (нео)реалистическими или же конструктивистскими. Отсюда следует, что, если европейская геополитика характеризовалась династическими принципами и после 1648 г., нам следует пересмотреть значение «вестфальской темы» как геополитического момента, поворотного для всего сообщества специалистов по МО.

Дальнейшее изложение зависит от трех базовых теоретических положений, относящихся к структуре, действию и трансформации геополитических порядков. Во-первых, хотя средневековая, ранненововременная и нововременная геополитические системы в равной мере характеризуются анархией, они выражают фундаментально различные принципы международных отношений. Если принять нерелевантность анархии как критерия, различия в характере международных систем, политического режима акторов, составляющих их, форм конфликта и сотрудничества в них, могут теоретически объясняться на основе различных общественных отношений собственности. Последние составляют основополагающее ядро различных геополитических порядков.