Что я помню об Александрове? Что такого высокого дома, как Иванова, — не было, он возвышался над всеми домами.

Помню реку Серую[382], старинные «лабазы»[383] с огромными висячими замками, помню монастырь на холме, куда я ходила к монашкам заказывать детское приданое — ждала дочку, все розовое, но когда я уехала в Москву рожать[384], то моя сестра, поэт Марина Цветаева, жила у меня с дочкой Алей, Ариадной, одних лет с Андрюшей[385], и позднее, когда вернулась, родив сына, он лег во все розовое. Марина часто гостила у меня в Александрове и много там написала стихов. Позднее она стала знаменита по всему миру.

В 1917 году мой муж Маврикий умер[386] по вине врачей, не сделавших ему операцию, 31 года, сын Алеша умер в Крыму 1 года и 3-х недель[387] от дизентерии, и больше я в Александров не ездила.

Рада узнать, что снова действует там монастырь[388].

Ко мне обратился молодой человек с просьбой написать в какой-то журнал (какой позабыла) об армянах.

— Может быть, и сестра ваша, Марина Цветаева, была знакома с кем-нибудь из нашего народа?

— По-моему, нет. Впрочем, мы только юность прожили вместе, революция нас разлучила. Она жила на Западе, я — в России, и многих ее друзей я не знаю…

А затем начались воспоминания…

В Маринины одиннадцать, мои девять лет, во французском пансионе в Лозанне в 1903–1904 годах, Марина горячо дружила с десятилетней Аглаэ[390], младшей из семьи армянской, пламенно католической верующей. Аглаэ была правдивой, строгой во всем, что касается правды. Ее старшая сестра, Ольга Матосьян, была намного менее способна, но сердечна. С нами училась еще их кузина — Астина. Все три девочки были родом из Египта, дочери богатых армянских купцов. Мы за год в интернате только с ними и дружили.

Через годы я написала повесть «Сказ о звонаре московском»[391]. Его герой — Котик Сараджев[392]. В нем, несомненно, была грань гениальности.