— О чем ты говоришь, сынок? Восемь кварталов? Я всегдаходила по этому маршруту. На углу Притании и Вашингтон была маленькая аптека. Явсегда останавливалась там, чтобы купить мороженое. Покормить мороженым ЛауруЛи. Пожалуйста, отпусти мою руку!

Молодой человек глядел на нее растерянным, пристыженным иисполненным жалости взором. Бедняга. Но что остается слабому и старомучеловеку, как не упирать на свой авторитет, который в один миг можно разрушить!Если она сейчас упадет, если ее нога подвернется — ну уж нет, этого она недопустит!

— Ладно, ладно. Хороший ты малый. Храни Господь твоюдушу. Я не хотела обижать твои чувства. Только, пожалуйста, не говори со мнойтак, будто я выжила из ума. Это неправда. Будь любезен, помоги мне толькоперейти на другую сторону Притания-стрит. Эта улица слишком широкая. Потомвозвращайся к себе в магазин и отправь цветы для моей девочки. Кстати, откудаты меня знаешь?

— Я приносил вам цветы в день вашего рождения, мэм.Много, очень много цветов каждый год. Вы наверняка знаете мое имя. Меня зовутХэнки. Неужели вы меня забыли? Я всегда махал вам рукой, когда проходил мимоваших ворот.

В его тоне не было ни малейшего упрека, но теперь он смотрелна нее недоверчиво. Как будто в самом деле насторожился и мог насильно усадитьее в машину или, что еще хуже, позвонить кому-нибудь из ее родных, чтобы они еезабрали, так как ему стало более чем очевидно, что она не способна совершитьсвое путешествие без посторонней помощи.

— Ах да, Хэнки. Конечно, я тебя помню. Твой отец,Гарри, воевал во Вьетнаме. Как же, помню и твою мать. Она переехала в Виргинию.

— Да, мадам, верно. Вы все хорошо помните.

Как он был доволен! Это было самой противной и ненавистнойстороной жизни пожилого человека. Если какому-нибудь старику удается посчитать,сколько будет два плюс два, люди прямо-таки начинают ему аплодировать. Безвсякого преувеличения начинают хлопать в ладоши. Кто-кто, а она это уж точнознала. Конечно, Эвелин не забыла Гарри. Из года в год он доставлял им цветы.Если того старика, что носил им цветы, в самом деле звали Гарри. О Господи,Джулиен, зачем я так задержалась на этом свете? Зачем? Что мне тут еще осталосьсделать?

А вот и белая кладбищенская стена.

— Ну, пошли, молодой Хэнки. Будь хорошим мальчиком.Переведи меня на ту сторону. Мне пора идти, — сказала она.

— Эвелин, пожалуйста, позвольте мне отвезти вас домой.Или, по крайней мере, позвонить мужу вашей внучки.

— Кому? Ему? Да он совсем отупел от пьянства, дурьятвоя башка! — От возмущения она повернулась к нему лицом. — Видишьмою трость. Вот как сейчас дам ею тебе по башке, будешь тогда знать. — Приэтом Эвелин невольно захихикала, чем рассмешила и его.

— Но, мэм, вы хотя бы не устали? Может, вам лучшенемного отдохнуть? Зайдите к нам в магазин и немного посидите.

Неожиданно она почувствовала себя такой усталой, что не нашлав себе сил даже выдавить из себя слово. Да и зачем, собственно, говорить? Всеравно ее никто не слушает.

Встав на углу и крепко схватившись руками трость, онасмотрела на лиственный коридор Вашингтон-авеню. «Лучшие дубы города, —часто думала она, — выстроились шеренгой вплоть до самой реки ». Может, ейследует все же уступить молодому человеку? Нет, что-то здесь было явно не так,что-то ужасно не клеилось. Но что? И вообще, что она собиралась сделать? В чемзаключалась ее миссия? Господь всемогущий, она все забыла.

Вдруг она заметила стоявшего напротив нее седовласогоджентльмена. На вид он был такой же старый, как и она. Интересно, почему он ейулыбался? И не только улыбался, но и жестом давал ей понять, чтобы онадвигалась дальше. Одет он был щеголем. В его-то возрасте! Вид цветастой одеждыи желтого шелкового жилета на пожилом гражданине несколько ее позабавил.Господи, да это же Джулиен. Джулиен Мэйфейр! Она была так сильно и приятнопотрясена, что резко встрепенулась, словно кто-то неожиданно окатил ее водой.Надо же, Джулиен! Он машет ей рукой, как будто просит ее поторопиться.

Он так же быстро исчез, как и появился. Исчез желтый жилет,а вместе с ним и все остальное. Это было вполне в его духе. После смерти он былтаким же упрямым, слегка сумасшедшим и непредсказуемым, как и при жизни. Нозато теперь Эвелин все вспомнила. Гиффорд умерла от потери крови, а Монанаходилась в злополучном доме, поэтому Старуха Эвелин направлялась в особняк,находившийся на Первой улице. Джулиен знал, что она должна двигаться дальше. Иподал ей знак, которого оказалось достаточно, чтобы вернуть ее мысли в нужноерусло.

— Неужели ты позволяла ему к себе прикасаться? —пораженная услышанной новостью, спрашивала ее Гиффорд, а Си-Си, потупившись,хихикала так, словно речь шла о чем-то постыдном.

— Дорогие мои, это меня приводило в восхищение.

Жаль, что она не могла в свое время прямо заявить об этомТобиасу или Уокеру! Когда до появления на свет Лауры Ли оставалось всегонесколько дней, Эвелин отперла дверь своего чердака и отправилась в больницу.Старики ничего не знали, пока она не вернулась домой с ребенком на руках.

— Разве ты не видишь, что натворил этот ублюдок? —кричал Уокер. — Теперь нам придется взращивать ведьмино семя! Это же ещеодна ведьма!

Каким слабым, каким болезненным ребенком была Лаура Ли! Будьу нее в самом деле ведьмино семя, об этом узнали бы разве что кошки. Страшновспомнить, какими толпами они собирались вокруг Лауры Ли и, изгибая спины,терлись о ее тоненькие ножки. Да, у нее был шестой пальчик, но, слава Богу, онне передался по наследству ни Гиффорд, ни Алисии.

Свет светофора сменился на зеленый.

Старуха Эвелин начала переходить улицу. Сопровождавший еемолодой человек все время о чем-то говорил, но она не обращала на него никакоговнимания. Не озираясь по сторонам, она шла вперед мимо недавно побеленныхкладбищенских стен, за которыми мирно покоились тела усопших и преданных землеее соотечественников. Дойдя до ворот, которые находились приблизительно посредиквартала, Старуха Эвелин обнаружила, что лишилась своего провожатого. Нооборачиваться и смотреть, куда он подевался, она не собиралась. Кто знает,может, он бросился назад в магазин, чтобы позвать кого-нибудь ей на помощь.Остановившись возле ворот, Эвелин увидела неподалеку край склепа Мэйфейров,который слегка выступал вперед, на дорожку. Она знала всех, кто лежал в этихмогилах, и могла постучаться в каждую из них со словами: «Приветствую вас, моидорогие!»