Билли спал, не зная сам, что спит. Просто его мысли перешлив серию кошмарных видений. В одном из них он убивал, в другом — его убивали. Нона фоне всех снов что-то дышало и пульсировало. Увидеть этого он не мог, потомучто оно жило внутри него.

ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ МОГЛА БЫТЬ РАЗБОРКОЙ МЕЖДУ ГАНГСТЕРАМИ

Застреленный насмерть человек был найден прошлым вечером в подвалемногоквартирного здания на Юнион-стрит и опознан, как крупный гангстерНью-Йорка. Ричард Джинелли, известный в криминальных кругах под кличкой «РичардМолоток», представал перед судом трижды: за рэкет, распространение наркотиков иза убийство. Совместное расследование дела Джинелли со стороны государственныхорганов и ФБР было прекращено в 1981 году после насильственной смертинескольких свидетелей.

Источник, близкий к генеральному прокурору штата Мэн сообщилпрошлой ночью, что идея гангстерской разборки возникла еще до того, как трупбыл опознан в связи со странными обстоятельствами убийства. Согласно этомуисточнику, кисть одной руки была у Джинелли оторвана, а на лбу было написанослово «свинья».

Джинелли, судя по всему, был застрелен тремя выстрелами изкрупнокалиберного оружия. Однако специалисты по баллистике до сих пор несообщили своего мнения на этот счет, сказав только, что и здесь все «выглядитнеобычно».

Сообщение было напечатано на первой полосе бангорской «ДейлиНьюс», которую Билли Халлек купил утром. Он вновь просмотрел сообщение,поглядел на снимок здания, в подвале которого был обнаружен его друг, затемсложил газету и сунул в мусорный ящик, на котором под гербом штата Коннектикут былонаписано: КЛАДИТЕ МУСОР НА МЕСТО.

— Вот такие дела, — сказал он.

— Что вы сказали, мистер? — Это была девочка лет шести сбантом на голове и пятнами шоколада на подбородке. Она прогуливала собачку.

— Ничего, — ответил Билли и улыбнулся ей.

— Марси! — закричала издали мать девочки. — Иди сюда!

— До свидания, — сказала Марси.

— До свидания, миленькая. — Билли понаблюдал, как она идет кматери. Белый пудель семенил рядышком. Мать принялась ее за что-то отчитывать,а Билли стало жаль девочку, которая напомнила ему о Линде, когда той было тожешесть лет.

Но вместе с тем он ощутил внутренний подъем. Одно дело,когда весы сообщают тебе, что ты вернул одиннадцать фунтов веса, но куда лучше,когда к тебе обращаются, как к нормальному человеку. Пусть даже это шестилетняямалышка с собачкой. Возможно она верила в то, что на свете много людей, похожихна огородное пугало.

Вчерашний день Билли провел в Норт-Ист Харборе, не столькоради отдыха, сколько ради восстановления здравого рассудка. Казалось, все впорядке, все нормализуется, но достаточно было взглянуть на пирог, лежащий нателевизоре, и вновь становилось не по себе.

Ближе к вечеру он положил его в багажник машины. Сталонемного легче.

Когда стемнело и чувство одиночества усилилось, он досталсвою потрепанную записную книжку и позвонил Роде Симпсон. Спустя минуту он ужеговорил с Линдой, которая была в восторге слышать его голос. Она в самом делеузнала о заговоре матери. Истина дошла до нее вполне предсказуемым путем. МайклХаустон рассказал все своей жене. Жена рассказала старшей дочери, возможно, впьяном состоянии. Линда с этой девочкой поссорилась из-за мальчика прошлойзимой, поэтому Саманта Хаустон помчалась со всех ног к Линде, чтобы сообщитьей, что ее дорогая мамочка изо всех сил пытается упрятать ее дорогого папочку вдурдом, чтобы он научился плести корзинки.

— И что ты ей сказала? — спросил Билли.

— Я ей сказала, чтобы она себе в задницу засунула зонтик, —ответила Линда, и Билли рассмеялся, хотя слезы текли из его глаз. Но отчастииспытывал грусть. Он отсутствовал меньше трех недель, а голос его дочки звучалтак, словно она стала на три года старше.

Линда сразу же направилась домой, чтобы выяснить у матери —правду ли сказала Саманта Хаустон.

— Ну, и что дальше? — спросил Билли.

— Мы здорово поругались, а потом я заявила, что хочу сновапоехать к тете Роде. Она ответила, что это неплохая идея.

Билли немного помолчал, потом сказал ей:

— Не знаю, Лин, нужно мне тебе это говорить, но я вовсе несумасшедший.

— Ой, пап! Ну я же знаю и так! — ответила она чуть ли непрезрительно.

— К тому же я пошел на поправку и начал прибавлять в весе.

Она радостно взвизгнула — пришлось отодвинуть трубку от уха.

— Правда? Ой! Это точно?!

— Точно.

— Папочка! Как здорово! Но ты правду говоришь? Необманываешь?

— Честное слово бойскаута, — ответил он, улыбаясь.

— А когда ты домой придешь?

И Билли, который на следующий день, буквально завтра,собирался войти в дверь собственного дома не позднее десяти вечера, ответил:

— Примерно через неделю, дорогая моя. Хочу еще немногопоправиться для начала. Пока что еще выгляжу довольно скверно.

— А-а-а… — протянула Линда разочарованно. — Ну, ладно…

— Но когда соберусь вернуться, я тебе непременно позвоню, покрайней мере часов за шесть до своего прибытия, — сказал он. — Приготовишь намсвое фирменное блюдо. Вроде того, что ты сделала, когда мы вернулись изМоханка, помнишь?

— Да я такую хреновину… Оп! Извини, папуля.

— Прощаю, — сказал он. — А пока оставайся там, с котятамиРоды. И чтоб больше никаких перебранок с мамой.

— Все равно не хочу туда возвращаться, пока ты не приедешь,— сказала она. В голосе ее явно прозвучала упрямая решительность. Заметила лиХейди этот новый тон Линды? Видимо, да. Отсюда: наверно, и ее тон отчаяния,когда говорила с ним вчера по телефону.

Он сказал Линде, как любит ее и положил трубку. Сон пришеллегче во вторую ночь, но сновидения по-прежнему были кошмарными. В одном из нихон слышал вопли Джинелли из багажника машины, — тот требовал его освободить. Нокогда Билли открыл багажник, то обнаружил там не Джинелли, а окровавленногомладенца со старческими мудрыми глазами Тадуза Лемке. В ухе младенца былазолотая серьга в виде обруча. Голый младенец протянул ручки к Билли иулыбнулся. Его зубы оказались серебряными иглами.

Пурпурфаргаде ансиктет, сказало дитя нечеловеческим голосом,и Билли проснулся, дрожа, в холодном рассвете атлантического побережья.