Предпочитаю опустить детали. Они попросту ни к чему.

Рассказ о настоящей Синей Бороде произвел на меня тягостное впечатление.

То, что некто пытал, насиловал, расчленял и убивал множество детей в течение восьми лет, пользуясь полной безнаказанностью, причем происходило это во Франции пятнадцатого века, оскорбляло мое сознание абсолютной вседозволенностью, которую обеспечивали преступнику тогдашние правители. Никто не обращал на него внимания, власти бездействовали.

Не делал ли я теперь то же самое?

Так или иначе, я никак не ограничивал виновника стольких смертей.

К тому же сейчас столкнулся с одним из моих самых застарелых заблуждений: доверием к хорошим людям.

Я с самого начала не хотел ссориться с Голден Герл. Несмотря на предупреждение Матусалема, проходили дни, а я усердно избегал встречи лицом к лицу с той, которую знал не по аккаунту в соцсетях, а как человека, которому столько раз смотрел в глаза, с которым разговаривал…

Пришло время вернуться в Кантон-де-лас-Пульмониас.

26 декабря 2016 года, понедельник

Я хотел застать ее врасплох и, предвидя, что она способна отследить мои перемещения по взломанному мобильному телефону, оставил его дома и отправился в ее берлогу с новым устройством, спрятанным во внутреннем кармане пальто. Я действовал так, будто Голден действительно опасна…

Похоже, все мы давно уже превратились в настоящих параноиков и подозревали даже статуи на улице Дато.

Я прошел через Старый город, размышляя о том, как лучше начать разговор, и наконец углубился в сады возле ее дома, расположенного в Кантоне-де-лас-Пульмониас: спрятанные во внутреннем патио, они сохраняли холод покруче любого холодильника, и снег, оставшийся после недавнего снегопада, так и белел на живых изгородях.

Это был безмятежный идиллический пейзаж, настоящий городской оазис; он подействовал на меня благотворно, помогая успокоить нервы и стереть страшные образы, которые Эстибалис посеяла у меня в памяти своими историями об этой чертовой Синей Бороде.

Если б кто-то сказал, что в таком мирном месте находится генеральный штаб одного из самых легендарных компьютерных пиратов Европы, я попросту не поверил бы.

Я постучал в дверь костяшками пальцев. Было слышно, как Голден ковыляет по коридору, подволакивая оперированную ногу.

— Да?

— Это Унаи; мне нужна твоя помощь. Думаю, карта снова доставляет мне неприятности, — обратился я через дверь с заранее подготовленной речью.

Несколько секунд Голден размышляла, наконец решилась и открыла.

— Что ж, посмотрим на эту карту… похоже, сейчас их делают не такими, как раньше, — ворчала она за дверью, не спеша открывать железную цепочку. Затем протянула руку, готовясь взять у меня несуществующую симку.

Тут я неожиданно взял ее сухие пергаментные пальцы и галантно поцеловал, как это обычно делал Герман.

Сработало.

Она умилилась.

И впустила меня в свой бункер.

Я знал, что голова ее лихорадочно работает, силясь найти объяснение тому, как она сумела проворонить мое приближение к дому, но слова насчет карточки вызвали у нее некоторое доверие.

— Не угостишь меня солеными крекерами? — мурлыкнул я с кошачьей улыбкой.

Мне хотелось покинуть коридор, войти в гостиную и увидеть ее лицо, чтобы она без уловок объяснила мне то, что казалось необъяснимым.

— Вижу, разговариваешь ты намного лучше, Кракен. Ты не представляешь, как я рада этому. Однако мне не хотелось бы, чтобы соседи видели, как ты разгуливаешь по моему дому. В Витории ты личность известная, а нам это только повредит. Давай, садись.

Я проследовал за ней. Ее белая грива вздрагивала от неуверенных после недавней операции шагов.

Квартира мало походила на типичное жилье пожилой пенсионерки. Декор был функциональным и современным, никаких фарфоровых статуэток и вязаных крючком салфеточек. Модульные книжные стеллажи забиты миллионами CD- и DVD-дисков. Ее квартира ничего не говорила о личности владельца, словно была съемной.

Я не хотел начинать издалека — прежде всего потому, что такие люди, как Голден, заставляют говорить собеседника, а сами при этом отмалчиваются и в итоге получают от тебя больше информации, чем тебе удается получить от них.

Я уселся на диван, просевший под моим весом, и ждал, пока она займет место в кресле напротив.

— Неужели все так плохо, что приходится искать ответы на форумах юных самоубийц? — взял я с места в карьер.

Эхо моего вопроса разнеслось по всему дому. В ответ она молчала, словно опустился занавес и зрители поняли, что это всего лишь спектакль.

Голден помрачнела, но тут же взяла себя в руки. Она была умелой притворщицей; вероятно, из нее получился бы отличный игрок в покер.

— Это не имеет отношения к тебе, — только и сказала она.

— Но ты ищешь «что-то» на основе «чего-то», что имеет ко мне непосредственное отношение. Не говоря уже о «Тейзерах».

Голден посмотрела на меня; лицо ее выражало бесконечную нежность, как у фермера, который знает, что этого теленка ведут на убой.

— Для тебя это опаснее, чем ты себе представляешь, дорогой Кракен. Ответь-ка лучше на мой вопрос, прямо и чистосердечно. Со временем ты поймешь, что я пытаюсь спасти тебе жизнь. Скажи, это тот мальчик Матусалем тебя предупредил?

— Давай оставим Матусалема в покое. Ты мне не ответила.

Голден не торопилась. Но в итоге сдалась.

— Ладно. Согласна. Я не была с тобой откровенна; пора тебе кое-что объяснить, — мрачным тоном пробормотала она.

— Видишь, мы начинаем договариваться… Наверное, все дело в Рождестве.

— Конечно, в Рождестве. Ну, устраивайся поудобнее, Унаи, мне есть о чем тебе рассказать. Принесу печенье и немного вина, чтобы не грызть его всухомятку.

Я кивнул, хотя не собирался пить в компании хакерши, и она заковыляла своей шаткой походкой на кухню.

* * *

О том, что произошло дальше, я почти ничего не помню.

Не помню, как она нанесла мне удар, и не знаю, что за предмет оказался у нее в руках.

Теперь, спустя время, я понимаю, что убивать меня Голден не собиралась. Что, прежде чем сбежать, нарочно оставила дверь приоткрытой, чтобы соседка из квартиры напротив сразу увидела мое тело, распростертое на полу в гостиной, и вызвала «Скорую помощь».

До сих пор слышу — а может, все это болезненные конвульсии моего мозга, — как после удара, глядя на меня сверху, она пробормотала без малейшего сожаления:

— Чертов парень… Снова в бега. Чертова жизнь… Мать твою за ногу, Мату!