набрал номер своего французского представителя Николя Жакло.

– Николя, найди этого детектива, де Труа, кажется. И пусть ждет моего человечка с компроматом на того самого убийцу отца и сына Куртуа. Он и у нас в России наследил. А дальше пусть действует по ситуации. Мои люди его поймали, а завтра за ним прилетает Раскольников-Ожьё.

– Понял, шеф.

– Да, кстати! Это и твоему детективу пригодится. Так вот, этот самый человек – не кто иной, как сводный братец (по отцу) Раскольникова. Его папаша согрешил со своей служанкой.

– Интересно! Понял, шеф.

После этого Карамазов вызвал начальника службы безопасности Коваленко.

– Семеныч! Пригласи-ка ко мне Порфирьева.

– Так он сегодня выходной, Сергей Филиппович. Вчера только смену сдал.

– Ну, так найди его. Дома, на даче! Надеюсь, он же не уехал за границу?

– Никак нет!

Через час Порфирьев вошел в кабинет Карамазова.

– А, Порфирьев, заходи! Привет! – Карамазов вышел из-за стола, протянул Порфирьеву руку для приветствия. – Ты извини, что дернул тебя в выходной, но есть срочное дело.

Порфирьев молча удивленно смотрел на Карамазова.

– Ты помнишь, я тебе обещал бонус за поимку этого француза?

– Так точно, помню!

– Ты в Париже давно был?

– Если честно, я там вообще никогда не был, – смутился Порфирьев.

– Вот и отлично! Считай, что ты уже смотришь на мир с высоты Эйфелевой башни.

– И что я оттуда должен увидеть, Сергей Филиппович?

– Молодец! Соображаешь! – засмеялся Карамазов, хлопнул Порфирьева по плечу и вернулся в свое кресло.

– Завтра за твоим пленником прилетит из Парижа Раскольников… Я, как говорится, договорился с ним о бартере – он мне привозит одну вещь, я ему отдаю его засранца. Но!.. Помнишь, что говорил Глеб Жеглов в известном фильме о воре?

– Вор должен сидеть в тюрьме.

– Точно! Тем более убийца, не так ли?

– Так точно!

– Так вот! Бери все свое досье на этого типа, билет до Парижа возьмешь у моей Анюты в приемной. И сегодня же вылетай во Францию. Тебя там встретит наш европейский представитель, Николя Жакло. Он познакомит тебя с детективом де Труа, который, вел этого типа во Франции и который, собственно, и вывел его на чистую воду вместе с Раскольниковым. Передашь ему все досье, на словах от себя добавишь все, что нужно. Думаю, лет десять-пятнадцать он получит. А то и пожизненное. Впрочем, об этом пусть голова болит у Раскольникова.

42

Лидия Валерьевна Сугробова доказывала на редколлегии необходимость опубликовать роман Ильи Достоевского не в график, а раньше, сняв что-нибудь из планового.

– Вспомните, как «Новый мир» в свое время открыл Солженицына…

Один из замов главного редактора тут же язвительно хмыкнул:

– Тоже мне сравнение! То Солженицын, а это кто? Достоевский? Федот, да не тот.

Другие члены редколлегии стали кто кивать, кто качать головой. Сугробова не понимала – в ее поддержку или против.

– Зря ты так, Эдик. Я дважды перечитала роман. Мне он глянулся. Это, конечно, не супершедевр, но и не рядовой текст. И я больше чем уверена, что этот молодой человек – будущее нашей литературы. По крайней мере, фамилию Достоевский этот человек не опозорит.

– А почему Достоевский, а не, скажем, Толстой или Пушкин? – спросил кто-то из присутствующих.

– Насколько я знаю, это его настоящая фамилия.

– А ведь Лидия Валерьевна права, – поддержал Сугробову главный редактор. – Она же ведь имела в виду еще никому не известного Солженицына с его первой публикацией «Один день Ивана Денисовича». К тому же, товарищи, буквально намедни мне принесли рукопись нашего ведущего достоеведа, профессора Мышкина Виктора Алексеевича. И он, кстати, хвалит этот роман, сравнивая его с недавно обнаруженной рукописью Федора Михайловича «Каторжники». Так что, я думаю, мы должны его поставить в следующий номер с предваряющей роман статьей Мышкина.

Главред ткнул указательным пальцем в лежавшую перед ним рукопись, затем приподнял ее, показав присутствующим. Первое, что сразу бросилось в глаза, было название «ДОСТОЕВСКИЙ и Достоевский».

– Было бы неплохо немного подробнее узнать об этом Достоевском, – не сдавался все тот же зам.

– Если коротко, то я могу сказать, что он учительствует в своем захолустном сибирском Болотном и публикуется в сибирских же газетах и журналах. Кроме прозы, пишет стихи. Недавно выпустил свою первую книгу – роман «Уроды» в местном издательстве, после чего его приняли в местное отделение Союза писателей, – ответила Сугробова, не став объяснять, от кого она это узнала.

Зам под всеобщие смешки поднял вверх обе руки, сдаваясь.

Когда Лидия Валерьевна, придя домой, рассказала дочери о решении редколлегии, Анна захлопала в ладоши, поцеловала мать в щеку, а затем, покраснев, ушла в свою комнату.

Утром она первым делом позвонила Достоевскому, пожелав первой сообщить ему приятную новость.

– Спасибо, Анюта! У меня словно сразу крылья за спиной выросли. Начали сбываться слова моей тетки Клавы.

– Что за слова? И, кстати, как она?

– Слава богу, поправилась. Рот, правда, перекошенный у нее теперь. Врач сказал, что это уже не исправить.

– Это не самое страшное.

– Я ей так и сказал. Да и тетка к этому с юмором относится.

– Послушай, Илюша, ты помнишь, я тебя приглашала в гости к себе?

– Конечно, помню.

– Думаю, сейчас в самый раз тебе приехать. С мамой познакомишься, в редакцию съездим. А я тебя еще и с Виктором Алексеевичем познакомлю. Кстати, если поторопишься, успеешь к моей защите.

– Так вот с этого и надо было начинать, Анна Ивановна. Все, бегу заказывать билет на самолет.

43

Карамазов несколько раз перечитал оказавшуюся в его собственности рукопись Достоевского, доставшуюся ему бесплатно. Похвастался перед друзьями своим сокровищем. А когда у него спросили, что дальше с рукописью будешь делать, он призадумался.

– Переплету и положу на самое видное место.

Зять Бельский выразил, возможно, общее мнение:

– Ты бы лучше каким-нибудь ученым рукопись отдал. Все же это достояние русской литературы.

– Тебе хорошо так рассуждать. Ты не знаешь, чего мне стоило эту рукопись раздобыть и сколько на ней крови.

– Тем более, Сереж, – поддержала мужа сестра Мария. – Не хватало, чтобы еще и на тебя эта кровь брызнула.

– Фу, Маш! Скажешь тоже, – поморщилась жена Карамазова Светлана.

– А что? За ерунду какую-то убивают, а тут рукопись, которая стоит не одну сотню тысяч евро.

Карамазов подумал и согласился с сестрой. В самом деле, крови из-за этих бумаг пролито немало, а что ему делать с ними, он придумать не мог. То ли дело картина: повесил ее на стену и каждый любуется. Здесь же немного другое. Хотя это и настоящий клад, но лучше все