— Вы знаете нечто такое, чего я не знаю?

— Нет. — Росс покачал головой, в уголках его рта застыла горестная улыбка. — Есть нечто, что мы оба знаем, хотя, похоже, вы думаете, что знаете об этом только вы.

Генерал был озадачен, но никаких дурных предчувствий у него не возникло.

— Тогда, если я уже знаю, почему вам так трудно найти слова для разговора? — спросил он. — И почему мы вообще должны говорить об этом?

В первый раз Росс открыто встретил его взгляд без полунамеков и без хитрости.

— Потому что иначе вы будете продолжать скрывать это от меня.

Балантайн вопросительно посмотрел на него.

— Кристина, — ответил Росс. — Я знаю о ее связи с Максом, как и о причине, по которой она начала преследовать меня. И не нужно смотреть на меня так, я знал это еще тогда. Я не возражаю. Я любил Елену и никого больше не полюблю. Это может показаться удивительным, но я уважаю вас, и леди Огасту тоже. Я хотел быть полезен Кристине. Любить ее я не буду никогда, но стану ей хорошим мужем. И хотел бы думать, что она будет хорошей женой — настолько, насколько наши чувства или отсутствие их это позволят. По отношению друг к другу мы должны вести себя благородно, нравится нам это или нет. — Росс опустил голову, но тут же поднял. — Я пытаюсь сказать… Не нужно бояться, что я услышу об измене Кристины и буду относиться к своей жене как-то иначе. — Улыбка заиграла в его глазах. — Кроме того, мне очень нравится Брэнди. Хотя он постоянно избегает меня со времени моей помолвки. Он очень совестлив, любой обман болезненно задевает его.

Балантайн готов был защитить себя от обвинения в том, что он соучастник обмана, но в голосе и в выражении лица Росса не было никакой критики. У генерала вдруг возникло ощущение, что Алан лучше, чем Кристина того заслуживает. Росс ему нравился, он его уважал.

— Благодарю вас, — сказал генерал с теплотой. — Вы могли заставить меня волноваться и даже изменить привычкам. И были бы правы. Это очень великодушно, что вы не сделали этого. Надеюсь, со временем вы простите нас — не только по своей доброте, но и потому, что поймете нас. Хотя я не имею права просить об этом.

— Я, может быть, поступил бы так же, если бы имел детей, — отмел извинения Росс. — Может быть. Давайте лучше выпьем по стакану красного вина.

— Спасибо. — Генерал с удовольствием принял предложение, душа его успокоилась. — Давайте.

Когда Питта снова вызвали в кабинет полковника Анструдера, ему было объявлено, что прежняя директива из министерства изменена, что он может продолжать расследование всех дел, связанных с Калландер-сквер. Инспектор был изумлен и обрадован. Изумлен, поскольку не ожидал такой перемены. Он не знал, что Шарлотта посетила генерала Балантайна.

К тому же Томас всегда был уверен, что результатов от таких посещений ждать нельзя. Обрадован же потому, что сам уже решил продолжать расследование до конца, невзирая ни на какие запреты. Он делал бы это втайне, обходным путем, в свободное от основной работы время. Конечно, было бы очень неудобно, однако рисковать понижением в должности за непослушание он тоже не желал. И, разумеется, предпочел бы проводить свободное время дома с Шарлоттой, особенно теперь, когда она ждала их первенца и была на четвертом месяце беременности.

Питт сбежал по ступенькам на улицу в крайнем возбуждении, позвал извозчика и велел ему поспешить на Калландер-сквер. Во время поездки, подпрыгивая на ухабистой дороге, он в очередной раз стал приводить в порядок мысли — все, что знал.

Фредди Больсовер был убит из-за шантажа, в этом сомнений быть не могло. И не имеет никакого значения, использовал ли он информацию, которая привела его к смерти. Уже простое знание каких-то сведений могло стать фатальным. Для кого-то разрешение пользоваться этими сведениями было столь же опасным. Это было смелое и неизбежное убийство. Преступник думал, что ему грозит опасность. Что мог знать Фредди? Опасная любовная связь? Незаконный ребенок? Вряд ли. Рядом с другими скандалами на Калландер-сквер все это было не столь уж громким, чтобы так рисковать. Знал ли Фредди, кто был матерью или, что более вероятно, отцом захороненных детей? Конечно, он не мог быть в курсе этой истории с самого начала, иначе бы и знания свои использовал раньше, и убит был скорее. Значит… Значит, узнал об этом совсем недавно!

Была и другая возможность. Сам убийца поздно заметил осведомленность Больсовера. Фредди, быть может, и не имел намерения использовать эту информацию, зная, что это слишком опасно. Может быть, еще и не понял ее значения. Да, такое могло быть. Убийца прикончил его в спешке, то есть раньше, чем Фредди поймет ценность того, что обнаружил.

Питт приехал на Калландер-сквер. Он стоял, поеживаясь в пальто с поднятым воротником, наблюдая за извозчиком, который исчезал в тумане, и вдруг понял, что есть еще одна версия. Информация, которой Фредди шантажировал Реджи Сотерона, могла пробудить в убийце ощущение опасности, грозящей ему самому! Именно такой вариант был наиболее обещающим и давал Томасу отправную точку, с которой стоило начать.

Инспектор пересек площадь, прошел мимо грязного сада, где были похоронены младенцы и лежал Фредди Больсовер. Его шаги гулко раздавались по всей округе. Инспектор проследовал по тротуару и поднялся по ступеням к дому Реджи Сотерона.

День был холодный, неприятный, и Реджи не потрудился пойти в банк. Однако через слугу передал, что больше не намерен встречаться с полицейским, а также не собирается давать ему разрешение на встречу со своими домашними.

Питт ответил слуге, что у него есть санкция из министерства, а если мистеру Сотерону нужен ордер на арест, тогда он принесет и его. Но учитывая тот факт, что никто еще на Калландер-сквер не вел себя таким образом… По правде говоря, до сих пор он еще ни к кому не ходил… Короче говоря, может оказаться так, что неприятностей будет больше у мистера Сотерона, нежели у него.

Через десять минут появился Реджи, с красным лицом и чрезвычайно раздраженный.

— Что вы, черт побери, себе позволяете? Изображаете из себя министра? — требовательно спросил он, хлопнув за собой дверью.

— Доброе утро, сэр, — вежливо сказал Питт. — У меня только один вопрос, который я бы хотел выяснить. Кому еще вы говорили о попытках доктора Больсовера шантажировать вас?

— Никому. Вряд ли вы пойдете рассказывать своим друзьям о таких вещах! — резко сказал Реджи. — Идиотский вопрос!

— Это странно. Мистер Кэмпбелл говорил мне, что вы упомянули об этом в беседе с ним и просили совета. — Питт вопросительно поднял брови.

— Чертов дурак! — выругался Реджи. — Полагаю, что говорил… Должно быть, сказал, раз он говорит.

— Кому еще? Это очень важно, сэр.

— Почему? Почему это имеет какое-то значение теперь?

— Вы, кажется, забыли, мистер Сотерон, что убийца еще на свободе. Однажды он уже проделал это. А может быть, и больше, чем однажды? Он может убить и снова, если почувствует угрозу. Вас это совсем не пугает? А если это ваш друг, с которым вы мило разговариваете, подходя к вашей собственной двери? Или, представьте, любая закутанная фигура может пожелать вам спокойной ночи, а затем воткнет нож вам в спину. Доктора Больсовера кто-то зарезал спереди — тот, кого он хорошо знал и кому доверял. И не более чем в двадцати ярдах от его собственного дома. Вас это не беспокоит? Меня беспокоит.