и Александр. Они сидели на диванчике рядом с креслом, в котором находился полковник.

Едва Верико вошла в просторную помпезную комнату под руку с сыном, как ее напряженный взор остановился на широкоплечей фигуре мужчины. Литвинову было теперь чуть больше пятидесяти лет. Но его фигура, все такая же подтянутая и эффектная, вызвала в ее душе невольный трепет. Лицо его, волевое, с густыми светлыми вихрами, совсем не тронутыми сединой, казалось постаревшим, но глаза, живые, яркие, серо-голубые, все так же остро и смело смотрели прямо на нее. Он был все такой же, что и много лет назад, лишь небольшие морщины у глаз выдавали его возраст.

– Верико! Это ты! Ты… – вымолвил Литвинов тихо, пронзительным горящим взглядом вперившись в ее лицо.

– Моя мать, Верико Ивлиановна, княгиня Асатиани, – представил всем княгиню Амир.

Немирова и ее дочь поздоровались. Не успела Верико ответить приветствием, как Литвинов грозно выпалил:

– Прошу, выйдите все! Оставьте меня с Верико, мы так давно не виделись.

По велению полковника все быстро покинули гостиную. Литвинов же, замерев, не мог оторвать поглощающего взгляда от изящной высокой фигуры княгини Асатиани, которая так и замерла при входе, как будто не решаясь пройти. Она смотрела на него надменно и холодно, словно каменная статуя.

– Двадцать восемь лет… так долго я не видел тебя… – глухо произнес по-русски Петр.

– Если бы мой сын не уговорил меня, я бы не переступила порог вашего дома, – колко заметила княгиня по-грузински, сверкая на него ореховыми очами.

– Подойди ближе, Верико! – воскликнул Литвинов по-русски и подался всем телом вперед. – Я хочу поцеловать тебе руку. Ты видишь, я немощен и оттого не могу сам.

– Для вас, господин Литвинов, я Верико Ивлиановна, – жестко вымолвила она ледяным тоном по-грузински, не желая говорить на его языке, и не сдвинулась с места. – Я не позволяла вам звать меня по имени.

Литвинов нахмурился, не понимая, отчего она так неприступна и холодна. Он словно решал ребус в своей голове и лишь через минуту глухо вздохнул. Он долго молча смотрел на нее.

– Прости, Верико, я позабыл твой язык и плохо понимаю тебя, – вымолвил он, чуть прищурившись, а про себя отчетливо понимая, что она сказала. – Подойди ко мне поближе, прошу тебя. – Верико уже хотела вновь холодно ответить ему, но он вдруг протянул к ней руку и тихо грудным голосом по-русски зазывно произнес: – Ты почти не изменилась с нашей последней встречи… Подойди…

Окончательно опешив, Верико ощутила, как по ее телу пробежала сильная огненная волна. Этот его тон, это слово, этот его сильный мощный взгляд и протянутая рука словно воскресили прошлое. Она смотрела на Петра и видела, что он точно такой же, как и был в ее воспоминаниях. Его русые густые волосы были чуть взлохмачены. Лицо его, волевое и суровое, как и прежде, сияло мужественностью, а взор, яркий, серо-голубой, такой же, как у ее Амира, все так же был поглощающим и властным. Она видела, что Литвинов почти не изменился. Лишь стал с годами шире в плечах. Рука полковника, протянутая к ней, казалась ей невероятно знакомой, как и форма его сильных пальцев.

Верико судорожно сглотнула, ощущая дикий неистовый порыв приблизиться к Литвинову. Не понимая, отчего она это делает, она сдвинулась с места и медленно подошла к Петру на минимальное расстояние вытянутой руки. Она видела, что он не отрывал от нее поглощающего взгляда, и, едва она приблизилась, стремительно придвинулся к ней всем своим мощным телом, бесцеремонно схватил ее кисть и притянул к своим губам.

Верико невольно дернулась к нему, увлекаемая сильной рукой, которая потянула ее кисть к себе, и замерла в шаге от него. А Литвинов уже страстно и как-то диковато осыпал поцелуями ее тонкие пальцы, и Верико окончательно опешила. Не в силах вынести это и чувствуя, что ее сердце сейчас просто выпрыгнет из груди, она резко вытянула свою ладонь из его рук и попыталась отстраниться. Но Литвинов вновь ловко поймал ее за локоть и попытался остановить ее.

– Нет, не отходи, – велел он. – Прошу, присядь здесь, со мной. – Он указал взором на диванчик, стоящий рядом. – Я хочу поговорить с тобой.

– Отпустите локоть, сударь, – вымолвила Верико по-русски испуганно, не понимая, отчего Петр так бесцеремонно ведет себя.

– Ты уже хочешь уйти, Верико? – спросил Петр по-грузински, очень чисто. Она удивленно воззрилась на него, и он добавил грудным голосом: – Я не отпущу тебя, пока ты мне не расскажешь, что делала все эти годы, как жила…

Верико моргнула несколько раз и, польщенная тем, что Литвинов так хорошо произнес все слова на ее родном языке, перестала вырываться и села на диванчик рядом, как он и велел. Она оказалась в шаге от него. Петр же неотрывно смотрел на нее, и Верико окончательно опешила. Чтобы снять напряжение, которое так и исходило от Литвинова и вызывало в ее существе неведомое долгие годы чувство упоения от его близости, она как-то ехидно вымолвила по-русски:

– А вы, оказывается, не забыли мой родной язык.

– Да, я солгал, Верико, – улыбнулся ей Литвинов. – Но и ты прекрасно говоришь по-русски.

– Вы же знаете, что мой покойный муж любил ваш язык, оттого в нашем доме говорили только на русском.

– Георгий, твой сын, рассказал мне об этом.

– Его имя Амир, – тут же поправила Верико, продолжая говорить по-русски.

– Но он представился как Георгий Петрович. И, если честно, я не понимаю, отчего твой сын носит такое отчество. Ведь у тебя был единственный муж Леван. Или я еще чего-то не знаю?

– Неужели вам это интересно, Петр Николаевич? – опешила она.

– Да, все, что касается тебя, Верико, мне интересно. Ведь мы были когда-то дружны, – вымолвил он тихо, с надрывом в голосе.

Литвинов боялся показать свое нервное трепещущее состояние души в этот миг и оттого старался говорить вежливыми нейтральными фразами.

– Разве мы были друзьями? – спросила с вызовом по-грузински Верико, ибо его заявление резануло ее по сердцу.

И прелестный взор Верико прямо впился в лицо Петра. Она никогда не считала его своим другом. Возлюбленным, любимым мужчиной, потом изменником, коварным соблазнителем, кем угодно, но только не другом.

– Ты обиделась? – тут же выпалил Литвинов порывисто по-грузински.

Жадным взглядом он окинул ее лицо, которое внизу, под глазами, было скрыто темно-красной шелковой тканью. Ее волосы, собранные под