Алиса присела на край стула.

– Я согласилась, потому что узнала, что работать буду у вас. Эти пять лет работы с вами мне заменят двадцатилетнюю учебу. Я хочу стать судьей, вы угадали. Но я хочу стать хорошим судьей. Вас еще что-нибудь интересует?

– Да! – Антон потянулся к телефону, который нарушил спокойное течение разговора, и, задержав руку на трубке, бросил: – Моя судьба судьи решится сегодня. Сразу после того, как я уйду в отставку, «уйдут» и тебя. Секретарю, который работал со Струге, спокойно жить не дадут. Поэтому я интересуюсь – у меня есть возможность устроить тебя на работу переводчиком в представительство «БМВ» в Тернове. Зарплата – полторы тысячи долларов, командировки не только в Москву. Пока я еще могу это сделать. Завтра может быть поздно.

Телефон, словно досадуя на то, что на него не обращают внимания, казалось, даже звонить стал чаще.

– Поднимите трубку, Антон Павлович…

– Быстрее отвечай, Ракитина!

Не дождавшись ответа, глядя на эти упрямо сведенные к переносице черные брови, Струге нахмурился сам и сорвал с рычагов трубку.

– Да!!!

– Антон Павлович?

– Да!

– С вами все в порядке?

– Да!

– Тогда зайдите ко мне с отчетами за квартал. У меня в кабинете Сергей Леонидович – он хочет сделать сверку.

– Хорошо, иду… – Положив трубку, Антон снова уставился на Алису. – Я последний раз спрашиваю: пойдешь работать в филиал «БМВ»?

– Нет!!

– Твое дело. Я буду отправлен в отставку через месяц де-юре, когда меня вышибут после заседания квалификационной коллегии. А судьей де-факто я перестану быть уже через пять минут.

Подняв со стола ежедневник, он направился к двери.

– Что ж я… – Алиса покраснела и выдала: —…Сучка, что ли?

– Ни фига себе, блин… – растерялся Антон. В этом суде ему редко приходилось сталкиваться с высокими человеческими чувствами. – Ладно, сиди.

В дверях он столкнулся с электриками, которые затаскивали в кабинет стремянку. Мотки проводов висели на их телах, как пулеметные ленты на красноармейцах. Нужно было на ком-то выплеснуть свой гнев, а электрики появились вовремя.

– Это что за бесцеремонность?! Ни «здрасте», ни «разрешите войти»! Здесь что, кондейка РАО «ЕЭС», что ли?!

– Мы вам проводку провели?! – взревели электрики. – Провели! Сейчас на нее облицовку поставить нужно! Если каждый раз здороваться, у нас язык отвалится! Вам же делаем!..

– Язык отвалится… Язык, может, и не отвалится, а вот розетка из стены еще месяц назад отвалилась! Алиса, посмотри за этими светочами!..

Сергей Леонидович. Ну конечно – Сергей Леонидович! Кого еще Лукин мог послать распинать Струге, как не Моргунова, судью коллегии по уголовным делам областного суда, ничтоже сумняшеся испоганившего жизнь многим коллегам из судов районных. Его тяга к Лукину была столь велика, а умение подлизать там, где подтирают, настолько совершенно, что одним лишь своим видом Сергей Леонидович вызывал у судей чувство глубокого отвращения. Как судья он был несостоятелен. Но это качество не имело для Игоря Матвеевича никакого значения, если человек правильно понимал линию «команды». А Сергей Леонидович эту линию понимал. Он стал ее понимать еще пять лет назад, едва успев в тридцатипятилетнем возрасте стать судьей. Ни ужасающее качество работы, ни природная недалекость не могли стать для Моргунова препятствием для проникновения в областной суд. А стопками из жалоб, стекающихся в квалификационную коллегию судей от сторон, участвующих в его процессах, можно было подпирать потолки. Однако уже через пять лет работы Сергей Леонидович добился того, чего опытные и грамотные судьи добиваются через гораздо больший промежуток времени. Он стал одним из судей, рассматривающих дела в «кассации». Иначе говоря – решал судьбу дел почти в конечной инстанции. По воле Лукина он отменял приговоры законные, если они противоречили интересам «команды», и оставлял без изменения незаконные, если это так же соответствовало линии. В общем, обычная картина для каждого областного суда.

И, конечно, председатель облсуда мог послать только Моргунова. Человека, для которого авторитет лучшего судьи в области ровным счетом ничего не значит. Не значит, потому что он не любит судей, которых уважают, не боясь этого чувства.

– Разрешите?

Моргунов сидел поодаль от Николаева. Перед ним лежала толстая папка и стояла дымящаяся чашка. Секретарь Игоря Матвеевича умела заваривать потрясающий кофе.

– Заходи, Антон Павлович, – радушно пригласил председатель. – Вот и до тебя наконец очередь дошла!

Струге поджал губы и посмотрел на часы.

– Пять минут десятого. Когда же вы остальных-то успели, если я – «наконец»?

Моргунов решил брать вожжи в свои руки.

– Антон Павлович, у вас много дел, сроки по которым нарушены?

– Несколько.

– Ну, давайте по порядку… – И судья облсуда открыл свою папку.

Антон Павлович понял, что представление началось. Все, что сейчас происходит, – прелюдия. Основной задачей Моргунова является установление факта утери дела. Оставалось выяснить, сколько времени продлится фарс, предшествующий основному вопросу – «Где дело Цебы, Струге?».

Моргунов продержался ровно семь минут. Это время Струге засек, поставив на часах секундомер.

– Антон Павлович… – Сергей Леонидович откинулся на спинку стула, обозначив таким образом начало основного разговора. – Тут в квалификационную коллегию поступило заявление от одной гражданки, существо которой зарождает в нас некоторые негативные чувства…

– Я не понял. – Струге моргнул и облизал губы. – В вас зарождает некоторые негативные чувства существо заявления или существо гражданки? Вы как-то сказали, что я не понял…

– Заявления, конечно, заявления. – Суховатое лицо Моргунова пошло розовыми пятнами. – Вам фамилия Господарцева знакома?

– Трижды. Есть вор «в законе», он в Крестах сидит. Есть наш Господарцев, с улицы Вяземского. Он некрофил и осужден на восемь лет мною в прошлом году. И еще знаю одного Господарцева. Петр Алексеевич Кировским судом признан невменяемым и отправлен в психбольницу на излечение. Кто-то из них написал? Вы вообще так вопрос поставили, что трудно понять пол человека, о котором речь идет.

Моргунов приехал в Центральный суд не с корабля на бал. Подготовкой его предстоящего разговора со Струге занимался Игорь Матвеевич лично. Добрых восемь часов занятий убил Лукин для того, чтобы вдолбить в голову совершенно бестолкового областного судьи правила поведения со строптивым судьей. И сейчас Моргунов убеждался, что его недовольство по поводу надоедливости Лукина было необоснованным. Судья из «Централки» оказался налимом, ухватить которого за причинное место было весьма затруднительно. Но еще более затруднительно было вести с ним разговор на равных. Моргунов стал чувствовать себя идиотом, еще не начав разговор о главном.