– Не знаю, подумала, что магазин близко.

– Немедленно возвращайся, – приказал Шумаков,– мы затащили шмотки, а еще приходил Тряпкин-Марчелло и позвал нас на ужин. Тыдалеко?

Я вгляделась в темноту и ответила:

– В ста метрах от дома.

– Спускаюсь вниз, встречу тебя у подъезда, –сказал Юрасик, – дай честное слово, что больше не будешь гулять по ночам одна.

– Хорошо, милый, – заверила я, резко убыстряяшаг.

Конечно, некрасиво врать любимому человеку, ноиногда ему не следует знать правду. Если Юрчик услышит, как я заказывала пиццув Омске, он непременно расскажет об этом всем знакомым, и я надолго стануобъектом шуток. Да и Оболенская-Рыгалова советует женщинам никогда не сообщатьсупругам кое-какие сведения. «Узнает мужик истинную цену сумочки – быть беде.Лучше приуменьшить ее впятеро и жить спокойно!»

Утром, когда Юра убежал на работу, Зоя мнесказала:

– Я нашла Игната Игнатовича Игнатьева.

– Кого? – переспросила я, глотая кофе.

– Ты забыла? Игнат Варенкин, – удивилась Зоя.

– Умер в купе поезда от сердечного приступа, –кивнула я, – с ним вместе ехали старушка и двое молодых мужчин.

Зоя подтвердила.

– Точно. Поскольку его смерть произошла вовремя поездки, делом занималась транспортная милиция. Никаких криминальныхдеталей в кончине Варенкина не обнаружилось, но соседей по купе допросили.Бабка высадилась в Бологом, она сошла в тот момент, когда Игнат еще был жив, иничего интересного рассказать не могла. А двое попутчиков, которые сталисвидетелями кончины Варенкина, говорили примерно одно и то же: Игнат сразупосле отправки поезда лег спать, посреди ночи проснулся, попытался выпить водыи уронил на пол стакан. Звук разбитого стекла разбудил соседей, они увидели,что третьему пассажиру плохо, побежали к проводнице, ну и так далее. И каковотвое мнение по поводу произошедшего?

– А какое тут может быть мнение? – удивиласья. – Очень неприятно стать свидетелем смерти человека. Думаю, Игнатьев и второйпарень на всю жизнь запомнили ту поездку.

– Поскольку их допрашивала милиция, в бумагахостались данные мужчин, – странно улыбаясь, продолжила Зоя, – знаешь, многиеабсолютно искренне считают: если менты перестали заниматься делом, папкапропадает. Ан нет, лежат бумажки на месте год, пять, десять, пятнадцать,двадцать. В архивах можно найти все необходимое о человеке, который состоял подследствием, допустим, в тысяча девятьсот двадцать пятом году.

– Так уж ничего не исчезает? – не поверила я.

Зоя хмыкнула.

– Теряют порой и дела, и вещдоки. Но, знаешь,во время Великой Отечественной войны, отступая, советские органы в первуюочередь эвакуировали архивы. У нас бумажка порой важнее человека. СотрудникиНКВД и милиции увозили горы папок, как ты понимаешь, компов тогда не было.Архивы горели, их затапливало, иногда ими лакомились крысы, порой документыуничтожали «оборотни в погонях», но, повторяю, основная масса материалов лежитна месте, надо лишь найти, где оно, это место. Короче, Игнат Игнатович Игнатьевумер. Скончался не от старости, ему было не так уж много лет, мог бы дажежениться на молоденькой. Вот второй попутчик так и сделал. Он несколько летназад оформил брак с юной девушкой. И, что интересно, тоже не так давно отбыл вмир иной. Почему не спрашиваешь, какой диагноз им поставили врачи? Рак легких взапущенной стадии, метастазы по всему организму. Не находишь ситуациюинтересной?

– Да нет, – призналась я, – в Москве ужаснаяэкология, вероятно, Игнатьев и второй мужчина курили.

– Не хочешь знать, как звали второгопопутчика? – понизила голос Зоя.

– Ну, говори, – потребовала я.

– Виктор Михайлович Ласкин, – торжественнозаявила Зоя.

Я заморгала.

– Виктор Михайлович Ласкин, – повторилаодноклассница Юры, – я порылась в бумагах и выяснила: до той поездки вЛенинград гражданин Ласкин жил в коммуналке, работал неприметным сотрудником напредприятии, которое выпускало скобяные изделия.

– Гвозди? – тупо переспросила я.

– Ну да, – кивнула Зоя, – в Москве в советскиевремена было много предприятий, где служить считалось не только престижно, но ивыгодно. Ну, допустим, ЗИЛ, АЗЛК,[26] чугунолитейный имени Войкова, гиганты,где платили большие зарплаты и развивали социальную среду. На ЗИЛе имелся дажесвой балетный театр, рабочие и инженерный состав получали квартиры, машины,продуктовые заказы. Летом ездили в заводские здравницы на море, зимой отдыхалив санаториях Подмосковья. Но были в столице и малорентабельные заводики. Таквот, Ласкин работал в шарашкиной конторе, штамповал на прессе всякую ерунду ине был ни токарем-фрезеровщиком, ни мастером, ни бригадиром. Просто тупо жалвсю смену на пару кнопок. Раз – пресс опускается, два – поднимается. Творческаяработа. И оплачивалась она соответственно.

Но в перестройку с Ласкиным внезапно произошлаудивительная метаморфоза. В смутное время выжил и взлетел на гребень волныпредприимчивый, активный, полностью изменивший менталитет и образ жизничеловек. Посмотри на новых русских, кто сейчас ворочает миллиардами. Едвакоммунистический строй начал шататься, как нынешние олигархи почуяли запахновых возможностей и круто повернули руль своей судьбы. Сидели в НИИ – сталиторговать резиновыми зайчиками, работали в школе – организовали продуктовыйрынок. Ну и так далее. И все они где-то надыбали денег на основание собственногодела. Кто-то продал квартиру, дачу, машину, кто-то грабил людей, кто-тоэлементарно спер начальный капитал. Так откуда у Ласкина появились бабки? Он неякшался с бандитами, не имел ни жилплощади, ни фазенды, ни «колес», его перваяжена – сирота из детдома. Как милейший Виктор Михайлович смог скупить все акциигвоздоделательного пусть маленького, но заводика?

Я лишь хлопала глазами, а Зоя тарахтелапулеметом.

– Ласкин оказался умным бизнесменом. Вот уж,право, никогда не знаешь, что из человека получится. Штамповалгвоздики-винтики-скобы, а потом обрел денежки и такую активность развил! Фррр!Ракетой взлетел.

– Погоди, – обмерла я, – Ласкин ВикторМихайлович…

– Муж Елизаветы, – подтвердила Зоя, – наканунесмерти он получил посылку с дохлой крысой, ста баксами и запиской проВаренкину.