Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-что?!
– В самом деле, ваше сиятельство, один разбойник оказался женщиной. Стражник-то углядел цепочку на шее, запустил руку за пазуху, ну и… – дворецкий деликатно замялся.
– Продолжайте!
– А со стороны не разберешь, парень и есть парень. Маленький, щупленький, с короткими волосами…
– Так это и была Малютка! – ахнул граф. – А я принял его… тьфу, то есть ее, за младшего братца!
– Простите, ваше сиятельство?
– Ничего, ничего, не обращайте внимания. Вы-то про нее не слышали, вам Гумар не рассказывал… Ах, какая жалость! Если бы знал, что это она, – обязательно велел бы взять живьем! Продолжайте, Ральф.
– Вот что висело у нее на цепочке, – дворецкий протянул графу изящное колечко с рубином. – Видно, на пальце носить побоялась – вдруг отнимут или призадумаются: «А откуда оно у нищенки?» – и от греха подальше на груди прятала… Этот самый старший десятник подлетел, как заорет на стражника: «Руки убери!», и уже хотел колечко-то заграбастать, но не тут-то было, я не позволил. Сказал: «Именем его сиятельства!» – и сам взял, хоть он и возмущался, и грозился вам пожаловаться… Ничего, хватит ему и цепочки, она тоже золотая была!
– Говорите дальше! – после затянувшейся паузы приказал Хольг, не отрывая взгляда от золотого ободка с красно-бордовым камнем.
– Я думал вам отнести, чтобы вы распорядились, как с ним поступить: вещь-то дорогая! А с молодым графом совсем худо, на вас лица нет… Какое тут, к демонам, колечко! Решил попозже спросить… И забыл про него! Начисто забыл, старый пень! Только полчаса назад спохватился, и то случайно.
– Не такой уж и старый! – машинально возразил Хольг, по-прежнему как-то странно глядя на кольцо.
– Ваше сиятельство! – взмолился Ральф дрожащим голосом. – Ради всех святых, не подумайте, что хотел утаить! Дескать, у стражника отнял, а господину не принес, себе оставил…Чем хотите поклянусь, да вы же знаете: я вам всю жизнь верой и правдой…
– О боги, какой же вы глупый! – не сдержавшись, нахмурился граф.
– Вот, вы рассердились… – дворецкий, всхлипнув, смахнул рукавом слезу.
– Конечно, рассердился! За то, что так плохо знаете своего господина! Да мне такая чушь и в голову бы не пришла!
– Значит, вы… доверяете мне по-прежнему?
– Как самому себе, неразумный вы человек! Нашли из-за чего переживать! Только испугали попусту.
– Ваше сиятельство!
– Ох, ну довольно, довольно! Перестаньте плакать, что вы как маленький! Давайте-ка сюда это злополучное кольцо, чтобы оно вас больше не смущало, и можете идти.
Взволнованный и донельзя счастливый, Ральф поспешно удалился, в душе кляня себя последними словами. Бедный граф едва перестал бояться за жизнь сына, только-только успокоился, а тут дворецкий с кислой физиономией и повинной головой…
Но с другой стороны, как иначе? У слуги не может быть секретов от господина – так учил его отец. Хуже нет оказаться недостойным графского доверия. Теперь же все в порядке! И с души будто камень свалился…
Он, Ральф, не особо разбирается в ювелирных вещицах, но готов присягнуть: колечко не из дешевых. Наверняка украла, мерзавка, или вовсе сняла с трупа! О боги, да куда же катится Империя, если совсем молоденькие девушки занялись разбойничьим ремеслом?! Как там называл ее граф – Малюткой? Интересно, кто такая? Надо будет расспросить нового старшего десятника…
Хоть тот и волком смотрел, рассердившись за колечко, но дворецкому его сиятельства ответит, никуда не денется. Если же вдруг проявит норов, заартачится, то он намекнет, что граф разгневался, узнав про «законную добычу», и ему, Ральфу, стоило немалого труда успокоить господина… После этого все расскажет да еще и поклонится, поблагодарит, что замолвил словечко, отвел беду.
А что теперь будет с этим кольцом – не их забота. Пусть решает граф!
* * *
Когда перед ними возникла аллея, в конце которой виднелись кованые решетчатые ворота, освещенные парой масляных фонарей, Гермах доверительно склонился к священнику:
– Надеюсь, святой отец, вы и сами понимаете: ни баронесса, ни кто-либо другой не должны знать о ребенке. То есть о том, что это моя дочь!
– Но вы же не возьмете назад своего обещания?! – встревожился отец Дик.
– Ни в коем случае! Повторяю, речь идет только о временной задержке. Жене я скажу, что стал крестным отцом несчастной сиротки, оставшейся без родителей, – пусть думает, будто это мое очередное доброе дело вроде пожертвований на храм или приют… Рассчитываю на вас: не проговоритесь!
– Можете быть спокойным! Но вот насчет Эйрис и тем более – госпожи Мелоны…
– Ну, госпожа Мелона, к счастью… то есть к несчастью, конечно, но мне это сейчас на руку – давно не в своем уме. Если и скажет что-то, это воспримут как бред сумасшедшей. А в служанке я абсолютно уверен: она будет нема как могила. Я, знаете ли, неплохо разбираюсь в людях и чувствую, на кого можно положиться… Ну-ка, лентяи, хватит спать, открывайте ворота! Вот мы и приехали, святой отец… Самое время перекусить после трудов праведных.
– Помилуйте, сын мой, сейчас уже глубокая ночь!
– Ну и что? Знаете, как говорят воины: когда можно есть – ешь, когда можно спать – спи, ведь неизвестно, что будет потом…
– Но я-то не воин! Кроме того, мне пора ехать домой, там волнуются. Бедняжка Форри наверняка успела отдохнуть, а если ее еще и накормили – совсем хорошо.
– Не беспокойтесь: и вычистили, и накормили – мои конюхи свое дело знают. А домой я вас ни за что не отпущу – время позднее, мало ли что может случиться в дороге! Так что будете моим гостем, святой отец, и никаких возражений! Отведаете жареную оленину под острым пикантным соусом – такую вам и в столице не подадут, ручаюсь.
– Ох искуситель! – с притворной укоризной простонал отец Дик, обожавший вкусно и обильно покушать.
– А разве это так плохо? – с такой же притворной обидой спросил Гермах, и они, не сдержавшись, расхохотались.
* * *
Перед тем как загасить свечу, Хольг снова достал из-под подушки кольцо, внимательно всмотрелся, еще раз убедившись, что зрение его не обмануло.
Губы графа растянулись в ехидной, торжествующей усмешке. Умница Ральф, дай боги ему здоровья, преподнес своему господину бесценный, сказочный подарок.
– Так вот как называется этот монастырь… – тихо рассмеявшись, пробормотал он.
Часть третья
Глава I
С детских лет, сколько себя помнила, Эйрис обожала сказки о девушках, которые много и тяжело трудились, стоически вынося придирки завистников и незаслуженные обиды, и в итоге получали награду: в срок, назначенный богами, за каждой из них