сбылась: хоть и на склоне лет, но пришла запоздалая награда.

Гермах сдержал слово: еще до рассвета его люди увезли тело умершей эсанки, а утром прибыла крытая повозка, запряженная парой крепких лошадей, которую сопровождали два конных стражника. Из-за спины кучера – широкоплечего здоровяка с густой копной темно-русых волос и простодушным скуластым лицом – робко выглядывала молодая женщина. Сняв шляпу, кучер поклонился и сказал, что их прислал управитель господина барона. К дому, где им предстоит жить, уже скачет верховой с точными инструкциями, так что пусть госпожа Эйрис не беспокоится: все будет сделано как следует…

«Госпожа», падавшая с ног от усталости и почти одуревшая от звона в ушах (голодная девочка орала всю ночь и все начало утра, делая перерывы лишь на несколько минут, чтобы пососать тряпочку, смоченную разведенным в воде медом – хвала богам, чуть-чуть меда в доме нашлось), прервала его, ткнув пальцем в сторону женщины:

– Это, что ли, кормилица?

Молодуха испуганно кивнула.

– Явилась наконец-то! – выпалила Эйрис, чувствуя наряду с огромным облегчением неописуемую злость. Она знала и понимала, что ее гнев направлен не по адресу, но сдержаться уже не смогла: крепость человеческих нервов не беспредельна. – Где тебя только демоны носили?!

Кормилица начала что-то лепетать в свое оправдание, малышка снова издала жалобный душераздирающий плач, и новоиспеченная нянька, не выдержав, рыкнула не хуже десятника, учащего уму-разуму новобранцев:

– Рот закрыть – раз! Сиську достать – два! Накормить ребенка – три! Живо!

* * *

Граф Шруберт, потрясая кулаками, метался по комнате:

– Ах, негодяй! Чернокнижник! Ученый червь! Это переходит все границы! Правильно говорят – от излишнего ума одни несчастья…

– Ты прав, дорогой, его письмо просто возмутительно!

– «Возмутительно» – это еще самое мягкое выражение! Да что он о себе возомнил?! Вот до чего доводит поклонение глупой черни! Он уже ведет себя так, будто и впрямь стал Наместником! Приказывать мне, хранителю Большой Печати…

– Но вообще-то он не приказывал, дорогой…

– О боги, что ты говоришь? А «потрудитесь явиться» – это не приказ, по-твоему?

– Ну… Скорее пожелание, выраженное в нетактичной форме…

– Пожелание?! Святые угодники, чтобы общаться с вами, женщинами, нужны просто нечеловеческие нервы! Может, скажешь, что он мне и не угрожал?!

– Хорошо, хорошо, дорогой, пусть будет, как ты хочешь, только не волнуйся! Твоя печень…

– А я вовсе не волнуюсь!

– Волнуешься, дорогой, и это очень вредно…

– Сказал же: не волнуюсь!

– Хорошо, хорошо, дорогой…

– Вот заладила! Ты другие слова, кроме «хорошо», знаешь?! Сама заставляешь нервничать, а потом: «не волнуйся, не волнуйся»!

– Хоро… То есть не кричи на меня, пожалуйста!

– Я не кричу!

– Кричишь!

– Да чтобы… О-о-оаааа…

– Что с тобой? Приступ?! Сядь, дорогой, сядь, я помогу тебе… Лекаря, скорее лекаря!

* * *

Эйрис придирчиво проверила, как идет кормление, и, убедившись, что все в порядке и молока с избытком хватает на двоих (к девочке присоединился ее молочный брат, проснувшийся в самый разгар процесса и громко заявивший о своих правах на тот же источник), снова повернулась к кучеру:

– Так что, говоришь, в повозке?

– В большом плетеном сундуке то, что для ребеночка: пеленки там разные, одеяльца… Да это лучше жена расскажет и покажет! – он махнул рукой в сторону кормилицы, бережно прижавшей к полным грудям два живых свертка. – В том, что поменьше – подарки для вас, госпожа Эйрис…

– Подарки?!

Первым побуждением няньки, в последний раз получавшей подарок очень много лет назад, было тут же, немедленно проверить содержимое сундука. Но у нее хватило ума не ронять свой авторитет в глазах этого простодушного доброго парня.

– Что же, посмотрю… как-нибудь потом, на досуге… – кивнула она, с немалым трудом изобразив вежливое равнодушие.

– Как угодно, госпожа Эйрис… А в деревянном сундучке, что возле малого плетеного – снедь из личных погребов его милости барона. Чтобы, значит, перед дорогой покушать, коли охота придет… в том-то доме своих припасов достаточно…

– Снедь?! – Новоиспеченная нянька невольно сглотнула голодную слюну, а затем, не сдержавшись, покраснела: такое звонкое урчание раздалось в ее животе.

Тут же, как по заказу, из окна донесся громкий сварливый голос:

– Эйрис, бездельница, сколько можно тянуть с обедом?! У тебя что, руки отсохли, бесстыжая?!

Нянька ахнула, лихорадочно обдумывая, что бы ответить хозяйке и как объяснить эту невозможную ситуацию посторонним, но ее опередили:

– Не извольте беспокоиться! – понизив голос и склонившись к ней, сказал кучер. – Его милость все объяснил господину управителю, а тот нам рассказал. Ох, госпожа Эйрис, вот тяжкий-то крест вам выпал, не приведи боги! Родная дочь, и та могла бы бросить бедную сумасшедшую, ведь бывает, что и железо лопается… А вы не бросили, все вынесли! Вы просто святая!

«Святая», несколько раз жалобно шмыгнув носом, внезапно разревелась – пронзительно, навзрыд, будто снова став девятилетней голенастой девчонкой, попавшей под горячую руку рассерженной матушки госпожи Мелоны.

Кормилица испуганно вздрогнула, конные стражники, недоуменно переглянувшись, строго уставились на кучера – не иначе сказал что-то дурное, расстроив няньку крестницы его милости, – и даже хозяйка, изрядно озадаченная, сочла за лучшее умолкнуть.

Эйрис старалась успокоиться, взять себя в руки, но это было невозможно: участливые слова кучера словно пробили брешь в плотине, слезы текли ручьем.

И это были счастливые слезы. Теперь у нее не осталось ни тени сомнения: боги наконец-то смилостивились.

Вообще-то, свое благоволение они иногда проявляли и раньше… Например, когда рыцарь Тобин, подъезжая к дому хозяев, случайно повстречал ее, бежавшую с безумными глазами (сразу после того, как Эйрис узнала, что Мелона хочет взять ее с собой в дом мужа, она решила утопиться), он заподозрил неладное, остановил и заставил рассказать правду. А потом, смущенно вздыхая, гладил по голове, когда она плакала и жаловалась на злую судьбу, называл бедной глупышкой и обещал, что после свадьбы с Мелоной, когда она по закону станет его собственностью, выпишет ей вольную грамоту.

И сдержал свое слово, дай боги ему райское блаженство… Таких людей и прежде было немного, теперь и вовсе – попробуй отыщи!

Как бесновалась Мелона, узнав, что муж хочет вывести ее служанку из крепостного сословия, – не передать. Но Тобин проявил твердость:

– Здесь решаю я! Кроме того, Эйрис никуда не уйдет, она останется с тобой, чем ты недовольна?

– Она не будет меня бояться и уважать!

– А я и не хочу, чтобы она боялась. Что же касается уважения, его надо заслужить, не так ли, дорогая?

– Заслужить?! – Мелону чуть удар не хватил. – Чтобы я, потомственная дворянка, унижалась перед всяким ничтожеством…

– Я тоже потомственный дворянин, к тому же мой род гораздо древнее твоего, не забывай! – в голосе