мужа зазвучал стальной лязг. – Но я не считаю Эйрис ничтожеством. Напротив, она достойна всяческих похвал. Очень прискорбно, дорогая, что ты сама не додумалась до этого.

И, не обращая внимания на негодующие вопли жены, потоки слез, угрозы пожаловаться родителям и даже притворный обморок, придвинул к себе чернильницу и пергамент. Через минуту вольная грамота перешла в трясущиеся руки служанки.

Отныне и навсегда хозяин стал для нее первым после богов. И, если бы вдруг объявился безумец, дерзнувший напасть на рыцаря, Эйрис бросилась бы на его защиту с яростью рыси, спасающей выводок. Врагу, чтобы добраться до Тобина, сначала пришлось бы перешагнуть через ее труп.

Впрочем, господину ее помощь и не понадобилась бы – скорее, только помешала: Тобин мастерски владел оружием. Эйрис случалось наблюдать фехтовальные упражнения рыцаря, и, хотя она ничего не понимала в этом деле, ее глаза невольно расширялись от изумления и восторга при виде того, как длинный обоюдоострый клинок с тонким гудящим свистом описывал круги и восьмерки, вращаясь все быстрее и быстрее…

Той шайке мародеров, которая спустя много лет явилась поживиться немногим уцелевшим добром, довелось испытать его искусство на собственной шкуре. Тобин уже был немолод, к тому же заметно прихрамывал, но сохранил достаточно сил и ловкости, чтобы, встав в дверях дома привратника, где укрывались жена и Эйрис, какое-то время удерживать девятерых злодеев на дистанции длины меча, – тем более что они, набросившись на него скопом, лишь мешали друг другу. Но все-таки чудес не бывает: хотя он зарубил двоих, остальные семеро наверняка одолели бы его… Хвала богам, что граф Сауорт подоспел вовремя!

Кое-как успокоившись, Эйрис утерла слезы.

– Бери-ка сундучок с провизией и неси в дом! – велела она растерянному, смущенному кучеру, явно не ожидавшему, какое действие произведут его слова. – Посмотрим, что за припасы у его милости.

* * *

Граф Шруберт со страдальческим стоном откинулся на подушки. Боль отступила, но злость, смешанная с досадой и непониманием, осталась.

– Что ты собираешься делать? – робко спросила жена.

– Разумеется, потребую немедленного созыва Совета, а там уж ему достанется по первое число! На моей стороне выступят даже южане…

– Конечно, конечно! Но прости: я имела в виду, поедешь ли ты в эту, как ее… «Ласточку»?

– Ни в коем случае! О боги, почему вам, женщинам, вечно приходит в голову самая невероятная чушь?!

– Пожалуйста, не сердись, дорогой, но Хольг не стал бы просто так нарушать приличия… А вдруг он в самом деле может причинить тебе неприятности?

– Неприятности будут у него! Он метил в Наместники Империи, а вместо этого вылетит из состава Совета! Невежа, торгаш, позор своего рода и всего имперского дворянства! Да его отец в гробу бы перевернулся, узнав, чем занимается сынок…

– Конечно, дорогой, ты абсолютно прав. Но все-таки подумай: он ведь умный человек, верно?

– Ну, допустим… И что с того?

– А то, что умный не будет поступать как глупец!

– Ради всех святых, выражайся яснее! Я не в том состоянии, чтобы ломать голову над женскими загадками…

– Извини, дорогой… Я просто хотела сказать, что умный человек ни за что не написал бы такое резкое, оскорбительное письмо столь высокой особе, как ты, если бы не имел на руках сильных козырей!

– Святые угодники! Ты что, пристрастилась к картам?!

– Нет, нет, дорогой! Я просто так выразилась…

– Ох, женщины! Неужели нельзя было найти более подходящего определения: «чувствовал весомую поддержку» например, или «располагал компрометирующей информацией»?

– Вот именно, слово в слово! Как хорошо ты сказал! Я бы очень хотела научиться говорить столь же красноречиво, но где мне равняться с мужчиной, тем более – с Хранителем Печати…

– Да уж! – со снисходительным благодушием протянул Шруберт. – Хвала богам, у тебя хватает ума это понимать.

– Так что ты решил, дорогой? – скрывая иронично-торжествующую улыбку, спросила жена.

– Пожалуй, я встречусь с ним. Конечно, его угрозы всего лишь дешевый, недостойный трюк: чего еще ожидать от человека, позорящего свой титул! Но хоть выслушаю, все-таки он тоже граф и член Совета…

* * *

Госпожа Мелона, к счастью, умолкла, поскольку раздавать руководящие указания и распекать нерадивую служанку с набитым ртом оказалось весьма затруднительно. Так что Эйрис смогла без лишней нервотрепки, наслаждаясь каждым кусочком, оценить вкус и качество домашних припасов Гермаха.

А оценивать было что! Из деревянного сундучка, поставленного на середину стола, были поочередно извлечены: копченый олений окорок, два увесистых кольца домашней колбасы, круг светло-желтого сыра. Потом на свет божий явилась продолговатая коврига еще теплого хлеба, с ноздреватой хрустящей корочкой, явно испеченная не раньше нынешнего рассвета. За ней последовали два глиняных горшочка, закрытых белоснежными тряпицами: когда их сняли, оказалось, что один до краев заполнен коричневато-золотистым тягучим медом, а второй – янтарным топленым маслом. Завершили эту череду изобилия три емкости с напитками: прямоугольный хрустальный графин с высоким узким горлышком, заткнутый конической пробкой, и две глиняные бутыли в оплетках из ивового прута.

– Вы уж не взыщите, госпожа Эйрис, собирались наспех, господин управитель велел, чтобы как можно скорее: мол, ребенок голодный… Вот и прихватили совсем немного, – смущенно оправдывался перед новоиспеченной нянькой простодушный парень. – Но вы не беспокойтесь, на новом месте всего вволю, а если чего не достанет, так из усадьбы его милости мигом привезут, вам стоит только пожелать…

– Почему это она будет желать?! – естественно, не утерпела госпожа Мелона. – Я тут главная! И когда наконец подадут обед?! Что за безобразие!

Эйрис торопливо, словно опасаясь, что волшебное видение сейчас растает, исчезнет бесследно, оставив лишь голую столешницу, схватила нож и начала резать ломтями ковригу. Она инстинктивно понимала, что такая поспешность не подобает няньке крестницы барона, но ничего не могла с собой поделать. Только сейчас, глотая набежавшую слюну и чувствуя головокружение от упоительно вкусных запахов, расползшихся по комнате, она поняла, как соскучилась по куску хорошего мяса.

Овощи – вполне сносная, здоровая еда, но если долгими месяцами не видишь ничего другого…

– За что мне только такое наказание?! – продолжала сотрясать воздух хозяйка. – По доброте душевной приютила эту бездельницу, дала ей крышу над головой, а она, тварь неблагодарная…

Кучер торопливо предложил позвать жену: дескать, пусть сама исполнит эту работу, к чему госпоже Эйрис утруждать себя, – но та, придвинув к себе окорок, только отмахнулась:

– Пусть кормит! Это ее главная работа…

Через пару минут на коленях у госпожи Мелоны лежало деревянное блюдо с ломтями хлеба, окорока и колбасы, и негодующие возгласы хозяйки, призывавшей громы и молнии на голову нерадивой и ленивой твари, наконец-то – хвала богам! – сменились приглушенным чавканьем. Истосковавшаяся по сытной пище вдова