являлся красавец принц и увозил в свой замок или в далекое государство за морем. И потихоньку, мало-помалу, в череде однообразных, будто штакетины в заборе, дней ею все настойчивей овладевала мысль, что и с ней непременно должен случиться точно такой же волшебный казус.

То есть, конечно, не в точности такой же… Здравый крестьянский смысл, изначально вложенный в голову некрасивой веснушчатой девчонки, подсказал, что на принцев особо рассчитывать не стоит, можно ограничиться графом, на худой конец – бароном. Она долго колебалась, выбирая, кого же из них все-таки счесть достойным себя, но так и не смогла определиться и решила спросить совета у барышни Мелоны, к которой была приставлена для услуг. В результате молодая госпожа едва не лопнула со смеху, а ее мать, которой та тут же рассказала о бредовой мысли, пришедшей в голову служанки, – от гнева.

– Вот тебе граф! Вот тебе барон! – приговаривала старая хозяйка (в девять лет любая женщина старше сорока кажется чуть ли не дряхлой бабушкой), стегая вишневыми прутиками девчонку, отчаянно рыдавшую от жестокой боли и такой же обиды. – Ишь чего захотела, дрянь крепостная! Я тебя проучу, запомнишь свое место!

Одно утешало: тех сказочных бедняжек тоже часто секли злые хозяева или не менее злые родственники. Из этого следовало, что ее страдания будут вознаграждены. Может, не граф и даже не барон, но хотя бы рыцарь появится непременно! Надо только подождать. Стиснуть зубы – и подождать…

И она ждала, терпеливо и послушно выполняя все, что от нее требовалось, взрослея рядом с молодой хозяйкой, вынося ее перемены настроения, капризы, истерики, терпя ругань, оплеухи, щипки, а временами и жгучие укусы розог. До двенадцати лет ждала рыцаря, с двенадцати до четырнадцати – эсквайра, потом готова была согласиться на купца, цехового мастера, аптекаря, трактирщика… После шестнадцати она просила богов послать ей хотя бы крестьянина – только непременно свободного и при деньгах, чтобы мог выкупить ее у господ. Лишь бы не видеть рядом Мелону и не слышать ее противный голос.

В день, когда ей исполнилось восемнадцать, она задумалась, каким способом лучше оборвать опостылевшую жизнь и надо ли предварительно сделать то же самое с Мелоной. Но тут появился рыцарь…

Его лицо казалось самым красивым на свете, несмотря на обветренную, покрытую сеточкой красных прожилок кожу, тяжелый, чересчур выдающийся вперед подбородок и длинный шрам над левой бровью. Сердце Эйрис замерло, ноги чуть не подкосились… Неужели волшебные мечты стали явью?! Она застыла на месте как вкопанная, только тряслись пальцы и часто-часто моргали увлажнившиеся глаза.

А когда до нее кое-как, далеко не сразу, дошло, что этот рыцарь приехал к господам просить руки Мелоны, стены поехали куда-то в стороны, а пол и потолок внезапно поменялись местами.

Когда она пришла в себя, очнувшись в людской, хлопотавшая над ней служанка рассказала, что о помолвке объявят на следующий день, а свадьбу сыграют через два месяца, сразу после праздника святого Мирка. И добавила, что господа страшно на нее рассердились, хотели жестоко наказать, дабы неповадно было лишаться сознания в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте, но рыцарь Тобин – так зовут жениха – упросил их простить несчастную глупую девушку.

– Сегодня такой торжественный день, не омрачайте же моего счастья! – безукоризненно вежливо, но твердо заявил он. – Прошу вас, дайте мне слово, что с бедняжкой ничего не случится.

Господа, поколебавшись для виду, пошли навстречу будущему зятю. В глубине души они были вне себя от радости, что нашелся жених, подходящий по всем статьям и умудрившийся не заметить невыносимого характера их дочки, а потому вовсе не хотели его огорчать: упаси боги, еще передумает!

– Молись за него: если бы не он, быть бы тебе нещадно поротой! – закончила свой рассказ служанка. – По всему видать, прекрасный человек… Эх, везет же некоторым… Мелонам!

А некоторым совершенно не везет, подумала Эйрис, закусив до крови губу, чтобы не разрыдаться.

Ничего, осталось терпеть всего два месяца: Мелона после свадьбы переедет в дом мужа…

* * *

Человек с дряблым, неестественно желтоватым лицом, поморщившись, как от зубной боли, сломал восковую печать.

– Может, прочтешь после завтрака? – робко спросила женщина, сидевшая напротив.

– Предпочитаю узнавать скверные новости сразу, без задержек! – раздраженно отмахнулся муж, разворачивая свиток пергамента.

– Откуда ты знаешь, что они скверные? Ты же еще не начал…

– Мне достаточно знать, от кого письмо!

– О боги, да сколько можно… Ты что, собираешься ненавидеть его до конца дней своих?

– Вот именно! Впрочем, надеюсь всем сердцем, что до конца его дней, хоть он и моложе… И вообще, не мешай! Почему вы, женщины, вечно суетесь не в свое дело?!

У жены задрожали губы от обиды. Но ответила она спокойно, хоть и с заметным напряжением:

– Хотя бы потому, что я беспокоюсь о твоем здоровье! Ты же знаешь, тебе ни в коем случае нельзя волноваться! Твоя печень…

– Моя печень – это моя печень, тысяча демонов! Я сам о ней позабо… Что?! Да это же… Да как посмел… Негодяй!

Мужчина, сдавленно захрипев, рванул ворот сорочки. Желтоватое лицо мгновенно потемнело, приняв буроватый оттенок.

– За лекарем, быстро! – испуганно вскричала жена, обернувшись к лакею у двери.

– К демонам лекаря! – рявкнул взбешенный муж. – На-ка, почитай сама! Вслух! А ты выйди. Позову, когда понадобишься…

Лакей, поклонившись, удалился. Женщина дрожащими руками развернула свиток:

– Его сиятельству графу Шруберту, члену Тайного Совета Империи и хранителю…

– Свои титулы я знаю! Читай главное!

– Хорошо, хорошо, только не волнуйся… О боги, да где же… А, вот: «…потрудитесь сегодня к двум часам пополудни явиться в гостиницу „Ласточка“, что на южной стороне Дворцовой площади, и спросить мою особу, вас тотчас же проводят ко мне. Наша встреча совершенно необходима, хоть большой радости она мне не доставит (впрочем, вам тоже). Предупреждаю: если не явитесь, я снимаю с себя всякую ответственность за возможные последствия! Имею честь быть…» Да как он посмел?!

– А я что говорю?!

* * *

– Госпожа Эйрис, желаете отправиться в путь сразу или ближе к вечеру, чтобы было прохладнее?

– Да какая разница! Хотя…

Она выдержала время, мысленно браня себя за неуместную поспешность. Нянька единственной и долгожданной дочери барона – это не какая-нибудь служанка, ей теперь надо вести себя степенно, взвешивая каждое слово.

Пусть даже барон еще не признал малышку как родную дочь, предпочитая до поры до времени называть ее крестницей…

– Хотя лучше подождать. День очень жаркий, ребенку может напечь головку.

– Слушаюсь, госпожа Эйрис.

Эти слова бальзамом лились на ее сердце. Заветная мечта все-таки