Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, что за беда? Здесь, в Герсвальде, женщины нередко сражались наряду с мужчинами. И Ольвин знала, по крайней мере, трёх, что правили своей землёй, не имея мужей. Две из них рано овдовели, а третья и вовсе была сумасшедшей старой девой, что не подпускала к себе ни одного ухажёра.
Даже сам король Миранай не имел пока наследника. И кто знает, пошлёт ли ему Великий Небесный однажды сына…
Но отсутствие преемника служило поводом для дерзких насмешек со стороны друзей Форсальда. Часто доводилось слышать ей самой, как подвыпившие рыцари вдруг начинали подтрунивать над предводителем, будто не было у них других тем для разговора. Спрашивали: кому из дочерей он оставит замок, а кому завещает свой боевой меч и дорогой доспех, и скоро ли малютка Флорин поведёт их в первый боевой поход, и не пора ли начинать называть старшую из сестёр «милорд Аделина»?
Вспыльчивый и горделивый, никому не позволявший пренебрежения по отношению к себе, в эти минуты Форсальд становился совсем другим – слабым и жалким. Он даже не пытался поставить насмешников на место, лишь отшучивался, как мог, или вовсе молчал, словно каменный. И, если случалось Ольвин попасть ему на глаза в это недоброе время, он смотрел на неё так, словно желал убить прямо сейчас, и лишь ненужные свидетели удерживают его от этого шага.
– Рита! – позвал вдруг Форсальд, посмотрев в толпу, поверх голов дочерей.
Народ расступился, пропуская вперёд тёмную худощавую рабыню, которую и слуги, и сами хозяева за глаза звали Старой волчицей.
Она была старше Ольвин раза в два, и появилась в Солрунге много раньше. Рита всё это время оставалась любимицей милорда, его фавориткой. Сам он нередко говорил, что ни один из его рыцарей не предан ему так, как эта суровая, замкнутая, нелюдимая женщина. Хоть её и прозвали Волчицей, но служила она хозяину будто верный пёс, а потому была на особом счету в замке.
Ольвин не питала симпатии к Рите, но, по крайней мере, она точно знала, что эта рабыня была одной из тех немногих, кто никогда не делил постель с её мужем. Может статься, потому и связывало их с Форсальдом нечто более сильное, чем любовная страсть, что-то сродни дружбе и уважению. Старая волчица никогда не была красива, да и юной её сложно было называть даже на тот момент, когда её привезли в Солрунг, потому участь стать очередной наложницей похотливого хозяина её миновала.
В замке болтали, что верность Риты произрастала из благодарности…
Ходили слухи, что однажды Форсальд спас Риту и её дочь от горького жребия стать потехой для воинов. Их деревню захватили во время одного из походов, и попавшую в плен бедную женщину вечерком у костра решили «пустить по кругу» на пару с её пригожей девочкой. Форсальд это увидел и не допустил насилия, забрав обеих себе. А кто посмеет прикоснуться к добыче владетеля?
Возможно, у него уже тогда были далеко идущие планы, ибо дочь Риты не избежала спальни хозяина. Случилось это не сразу, а пару лет спустя, когда девица подросла и расцвела во всей красе. Надоела она ему так же быстро, как все остальные, но Старая волчица и за это на милорда зла не держала. Он был необыкновенно добр к своей бывшей любовнице – даже позволил ей выйти замуж за свободного ремесленника, а ведь рабам иметь семью по закону запрещалось.
Некоторые хозяева, конечно, позволяли – ведь где семья, там дети, а значит, новые рабы и приумножение богатства. Но таких здравомыслящих добряков немного находилось на Севере.
А дочь Риты не только обзавелась семьёй, так ещё и жила не в замке, а в Мастеровой слободе, у Северной крепостной стены, в своём доме, словно свободная. Нянчила детишек, помогала мужу в его нелёгком ремесле, с которого они исправно платили милорду десятину. Словом, о том, что она рабыня, многие уже забыли.
Ольвин могла бы напомнить и заставить её работать, как прочих, но не хотелось, чтобы бывшая пассия попадалась на глаза Форсальду в замке, уж больно хороша была дочь Старой волчицы, несмотря даже на прошедшие годы и рождение детей.
И вот теперь, едва вернувшись домой, Форсальд позвал Риту, отвернувшись от законной супруги и своих детей, словно она была кем-то достойным внимания, а не просто вещью, собственностью, имуществом.
– Мой милорд, с приездом домой! – Старая волчица поклонилась, подняла на хозяина тёмные сумрачные глаза, улыбнулась, и морщины тотчас изрезали смуглое лицо. – Мы все молили Небеса за вас и ваших воинов.
– Я знаю, Рита. У меня поручение к тебе. Это Анладэль. Поселишь её в комнату над кухней! Ту, где нет окон и камина.
Женщина покорно кивнула.
Форсальд обернулся к безмолвной пленнице:
– Не бойся, там тепло даже в самую лютую стужу! Жар от печи, когда готовят, греет лучше очага.
Не дождавшись никакого ответа, милорд снова обратился к старой рабыне:
– Всё лишнее убрать! Дверь держать запертой всё время! Есть и пить будет только в твоём присутствии. Никаких ножей, ничего острого, ничего опасного! Верёвки снимешь, но только внутри комнаты. Всё поняла?
– Да, милорд.
– Ступайте!
Рита хотела взять невольницу под руку, но та дёрнулась и отшатнулась так, словно старуха была прокажённой.
– Тише, милая, – ухмыльнулась Старая волчица, подтолкнув ту в спину, – спрячь свой норов! Со мной это не пройдёт. Доля рабская и не таких ломала. А я не враг тебе. Идём!
Народ расступился, пропуская рабынь, и они скрылись в замке. Хлопнула дверь.
Форсальд обернулся, отдавая распоряжения, куда разгружать награбленное добро. А Ольвин так и стояла, словно статуя, безучастно взирая на кутерьму кругом.
– Ну что, моя миледи, домой-то пойдём? Стол накрывай мужу! Я голоден как ронранейяк, – Форсальд, довольный собой и оттого благодушный, обнял жену.
– Сейчас всё будет, – Ольвин нашла в себе силы улыбнуться в ответ.
Они поднялись на несколько ступеней по лестнице, ведущей в верхние покои. Внизу оставались те, что вышли встречать своего господина. Дочери тоже суетились у обозов, с любопытством выискивая что-нибудь для себя.
– Я привёз вам ткани на новые платья, и ещё тебе подарок – жемчуга, что носила сама жена Старшего. Лэмаярские жемчуга! Представляешь?
– Ты так щедр, мой милорд! – Ольвин внезапно вцепилась в его руку, заглянула снизу вверх в