– О, Небеса, но это чудовищно!– всхлипнула Настя и добавила, протягивая полукровке бокал: – Ты прав – сегодня без этого не обойтись!

– Так происходило повсюду. Говорят, что лэмаяр-рабов на Севере очень много. Но это всеобщее заблуждение. На самом деле, их раз-два и обчёлся, вот потому они так ценятся. Бессмертные Побережья почти полностью уничтожены. И не только руками людей. Они истребили себя сами, предпочитая смерть неволе. Ничего нет позорнее для лэмаяра, чем стать рабом. И потому невольниками делают лишь тех, кто случайно выжил во время бойни или был захвачен неожиданно. Для «детей моря» служить своему врагу – значит, умереть духом. И это худшее, что может с тобой произойти. А значит, убивая собрата или своё дитя, ты совершаешь благо – спасаешь от позора истинной гибели.

– Одна женщина в моём мире сказала: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях[1]». Я всегда считала, что это звучит красиво и возвышено. Поистине правильно. Теперь, слушая тебя, мне уже не кажется, что она была мудра…

– Моя мать поспорила бы с тобой. Но так вышло, что она сама нарушила этот закон. Не смогла убить себя! Просто не успела… Всё произошло так стремительно. У неё было оружие – острый мизерикорд, который можно было вонзить в сердце или в шею, но… Рядом сражался её младший брат, он защищал её, он пытался пробиться сквозь окружение. У него не вышло. Но в тот миг, когда Форсальд на глазах у моей матери практически разрубил пополам её защитника, она позабыла все непреложные законы лэмаяр. Она хотела лишь одного – успеть помочь, спасти! Спасать было уже некого. Но это она осознала потом, оказавшись в обозе с пленниками, связанная по рукам и ногам. Выживших лэгиарнов увозили в Левент. Знаешь, что это за место?

– Да, Эливерт рассказывал… Самый большой рынок рабов на Севере. Город, Где Умерла Надежда. Так ведь его называют сами герсвальдцы?

– Лишь те, кто прошёл его жернова, – хмыкнул Кайл. – У торговцев, что ведут там свои дела, есть другое название – Город Златых Грёз! Ни один купец, что бы он ни продавал, никогда не сможет заработать столько, сколько имеют торговцы живым товаром! Там есть специальные заведения, их прозвали «каменоломни». В них приучают к покорности слишком строптивых рабов. Название говорит само за себя – там даже каменных ломают! Об этом тоже можешь у атамана спросить – он в детстве целую неделю провёл в этом волшебном месте! Прежде чем его продали какому-то богатею из Кармета. Ворон уже тогда был не дурак – сумел ручным прикинуться. Вот его и выпустили, да только рано. До своих владений хозяин нового раба не довёз – Эл сбежал по дороге вместе с тёткой. А лэмаяр всегда держат там по несколько месяцев, только после этого продают. Чтобы такого вот промаха не вышло, как с Эливертом. Потому что «дети моря» даже в «каменоломнях» не забывают, что лучше умереть живым, чем жить мёртвым.

«А я думала, концлагеря – это изобретение нацистов…» – нахмурилась Настя.

Уточнять у Эливерта, какие именно методы используют в Левенте для перевоспитания непокорных узников, не было ни малейшего желания.

– Анладэль, как ты понимаешь, оказалась в Солрунге, минуя Левент. И её смирению и покорности обучал сам милорд Форсальд. Обучал не так, как в «каменоломнях», но немногим мягче. И в ту бесконечно долгую первую зиму, когда её лишили возможности даже просто увидеть кусочек мира за стенами крохотной комнаты, её единственным желанием стало исполнить заповедь своего народа. Она словно оказалась на дне глубокого колодца, из которого невозможно было выбраться, из которого не дотянуться было до неба, до моря. А когда твои единственные собеседники: лишь тьма, одиночество и твой заклятый враг – слова: «Лучше умереть живым, чем жить мёртвым!» – начинают обретать неожиданный смысл! Трижды она почти достигала задуманного, но каждый раз Небеса спасали её в одном шаге от цели. Шнуровка от платья, гребень для волос – моя мать была изобретательна. Но оба раза Рита успела её спасти. А в третий раз ей удалось одурачить прислугу и выскользнуть из комнаты. Анладэль бросилась на крепостную стену, но её снова поймали и вернули в клетку.

Да, то была бесконечно долгая зима для двух самых несчастных женщин замка Солрунг: для моей матери, дикарки Анладэль, и для моей мачехи, миледи Ольвин.

И, да, бедная узница считала Риту своим недругом до того самого дня, когда Старая волчица не поведала ей о своём разговоре с хозяйкой замка.

Вот тогда Анладэль и поняла, что всё это время Рита была не её тюремщиком, а её телохранителем.

***

– Слушай меня внимательно! Запоминай! Дважды повторять не стану, – с порога заявила Старая волчица. – Отныне есть будешь только то, что я лично тебе принесу. И пить тоже, разумеется. Дверь в комнату запирай изнутри, особенно на ночь! Открывай только милорду и мне! Слышишь? Никому больше. По замку одна не броди! Если вдруг кто тебе велит идти куда-то, позовёт с собой, прикажет – отправляй всех подальше! Всё ясно тебе?

– Что случилось? – Анладэль смотрела на свою надзирательницу в полнейшем недоумении.

– Ничего не случилось. И не случится. Уж я об этом позабочусь! Я ей не позволю, нет. Будь спокойна! Ишь, чего удумала! Покуда я жива, не допущу!

– Рита, я не понимаю…

– А тебе и не надо! Делай, как я велела! Больше от тебя и не надобно.

– Если уж начала, то договаривай! Я должна понимать. Должна знать, чего опасаться.

–А то ты не понимаешь! – всплеснула руками Старая волчица. – Так подумай! Ну! Кого тут можно и нужно бояться? Кто тебе зла может желать?

– Любой, – безразлично пожала плечами лэмаяри.

– Так уж и любой! – хмыкнула Рита. – До чего ж ты, девка, глупа! Эх, если б только тебя дело касалось, я бы смолчала! Она тоже право имеет. Коли две бабы не поделили чего, так тут уж каждая за себя. Всё по-честному. Да и то, не по совести выходит… Ты-то тут как птица в клетке, совсем одна. Что ты против неё можешь? Но она же на дитя замахнулась! Дитя погубить! О, Всеблагая Мать Мира, прости ты её! Нет, не позволю!

– Рита!

– Да что тут непонятного? Ты и прежде для миледи была, что кость поперёк горла. А теперь она и вовсе обозлилась.