После завтрака они вымыли посуду, убрали со стола, разделили счет за электричество и проверили в Интернете пробки на маршруте, по которому он поедет. Все было переделано, и они стояли, прислонившись к противоположным сторонам дверного проема между кухней и гостиной.

– Я уже валюсь с ног, – наконец вымолвила она. – Если хочешь опередить толпу, тебе следует выезжать уже сейчас.

– Ладно. – Он шагнул к ней и широко раскрыл объятия, как будто она была одноклассницей на встрече выпускников. Эвви подошла ближе и позволила ему обнять себя, и так они стояли целую минуту.

– Большое спасибо, Эв, – искренне поблагодарил он. – Я не знаю, что бы я без тебя делал.

– Я тоже, – проговорила она ему в плечо. – Я имею в виду… ты знаешь, что я имею в виду.

Он отступил назад:

– Я буду очень скучать по тебе.

– Я тоже буду очень скучать по тебе. Мне жаль, что все вышло не так, как ты рассчитывал.

Дин оглядел кухню, потом снова посмотрел на нее.

– Я не знаю, что мы еще не сделали. – Он протянул руки и сжал плечо Эвелет. – Проводишь меня?

Она кивнула. Подойдя к своему грузовику, он повернулся и поцеловал ее. Ее колени снова подогнулись, а дыхание опять попыталось покинуть ее. Но когда она отошла от него, то все же сумела устоять на ногах.

– Будь осторожен на дороге. Дашь мне знать, когда приедешь?

Кивнув, Дин сел за руль и завел машину. Выехав на дорогу, буквально через секунды она исчезла. С минуту Эвви постояла во дворе, оглядела забор, дом, машину, которая давно нуждалась в мойке, а потом, держась за перила, поднялась по ступенькам и вернулась на кухню.

Как только она начала опускаться на диван в гостиной, пропиликал ее телефон. Это было сообщение от Дина, который, наверное, стоял сейчас на светофоре.

«Посмотри под раковиной в ванной комнате. Береги себя и позвони Энди».

Эвелет вошла в квартиру, теперь уже совершенно пустую, и нырнула в маленькую ванную. Она открыла шкафчик и достала оттуда черную бейсбольную перчатку с розовыми шнурками. К ее ладони был приклеен стикер со словами:

«Иди и будь великим, чемпион».

Шел сентябрь. Эвелет знала, что в ближайшую пару недель начнут желтеть листья. Ночи становились холоднее, но пока Эвви все еще страдала от жары, сбрасывая во сне одеяло и просыпаясь, запутавшись в верхней простыне.

Дин, когда приехал в Нью-Йорк, написал ей, а еще через два дня прислал сообщение, что ищет в городе работу тренера. Эвелет отвечала оба раза, что она рада, и оба раза посылала ему голубое сердечко. На ее «языке» голубое сердце означало: «У меня есть так много тебе сказать». Но этот язык был, конечно, только для нее. Он жил там, а она жила здесь. Вот и все. Все было бы нормально, если бы им не стало труднее общаться.

Эвелет велела себе делать за раз строго по одному делу. И чтобы в полной мере настроиться на нужный лад, приклеила к зеркалу записку, в которой написала: «Дела строго по одному!» В жаркий вечер среды после отъезда Дина Эвви решила заменить перегоревшую лампочку в светильнике над кухонным столом. Она принесла табуретку, поднялась, убрала паутину и поняла, что ей понадобится еще отвертка, чтобы снять плафон с крепления.

– Как глупо, – пробормотала она.

Эвви задумалась и вспомнила, что ее отвертка в кофейной банке с шурупами и гвоздями, стоящей на краю высокой полки над плитой. Эвви подошла к полке и привычно потянулась за банкой, встав на цыпочки, но случайно опрокинула ее. Банка звонко ударилась о край плиты, а шурупы, винты и гвозди резво заскользили по гладкому кухонному полу во все стороны.

В то же самое время опрокинулась тяжелая поваренная книга, которую Эвелет сначала даже не заметила. Падая с полки, издание задело банку с яблочным пюре и большую банку риса. Емкость с пюре разбилась о плиту, и оно заляпало всю варочную поверхность, конфорки, пол и даже ножки кухонных стульев и стола. А рис рассыпался и образовал большую кучу перед плитой, смешанную с яблочным пюре. Эвви, конечно, тоже не сохранила равновесие и растянулась на скользком полу, из-за чего сухой рис еще больше распределился по кухне и коридору.

Как только все перестало двигаться, Эвви встала и огляделась. Рис был под плитой и внутри горелок. Яблочное пюре попало даже на нижнюю сторону сидений кухонных стульев. Элементы крепежа, покрытые яблочным пюре, разлетелись по всему полу. Ошеломленная Эвви пошла в ванную, чтобы посмотреть, как далеко улетел рис, и даже там увидела отдельные его зерна. Внимательно оглядев кухню, она уронила подбородок на грудь.

К глазам Эвви подступили слезы, у нее перехватило дыхание. Но она попыталась не обращать на это внимания и схватила рулон бумажных полотенец. Эвелет подошла к плите, скользя по варенью и рису, встала на колени и начала собирать с пола все остатки крушения. Еще ей пришлось сходить за мусорным ведром и решить, стоит ли отмывать винты и гвозди или лучше сразу выбросить их. Но самым большим кошмаром был рис, который рассыпался вокруг конфорок и даже попал в немного приоткрытую духовку. Эвви живо представила себе, как ей придется вытаскивать оттуда все кастрюли и крышки, чтобы проверить каждый миллиметр пространства. Да и сама плита была слишком тяжелой, чтобы она одна могла ее выдвинуть.

Стоя на коленях на полу в доме, в котором она никогда не хотела жить, она не могла сделать ни вдоха, ни выдоха. Ей казалось, что она уже парит над собой, наблюдая за странной женщиной на полу, которая всхлипывает, а затем плачет и даже кричит. Часть Эвви смотрела на нее и думала: «Что происходит? У меня приступ паники? Я сошла с ума? Я умираю?» Но часть ее глотала воздух в легкие, снова и снова превращая его в звук, который она раньше никогда не слышала. Он был злее, чем плач, громче, чем крик, и больше походил на припадок. Лишь одна мысль утешала Эвелет: «Слава богу, я единственный человек, который это видел».

Она понятия не имела, как долго это продолжалось. Но знала, что уже достаточно долго, чтобы мог услышать и испугаться сосед. Она была готова к стуку в дверь от случайного прохожего, который подумает, что здесь кого-то убивают. Если бы она сама услышала такое из чужого дома, то, без сомнения, вызвала бы полицию. Она словно со стороны слышала свои собственные слова, звучавшие едва ли ее голосом: «Я ничего не могу, зачем я это делаю? Я только все ломаю». Слова «Я только все ломаю!» прозвучали не единожды, последний раз почти со звериным воем. Этот вой Эвви слышала, но не могла остановить. Она переживала мучительно долгие минуты, не в силах представить, чем все это закончится. Она лишь знала, что ее точно вывернет наизнанку.

Но все закончилось по той причине, по какой пока еще не было бесконечных армрестлинговых матчей и овертаймов. В какой-то момент она почувствовала, что процесс пошел на спад. Этот ужасающий звук снова превратился в рыдания, а затем в обычный плач. Затем она сделала вдох-выдох, и еще, и еще. Эвви медленно встала, стряхивая рис с голых колен, которые уже покрылись болезненными красными точками. Она пошла в ванную и включила свет. Ее глаза сильно распухли, в горле пересохло, в ушах звенело. Она смочила тряпку холодной водой и прижала ее к лицу, вдыхая и ощущая прохладу на губах и запах стирального порошка.