Председатель: Ничего не понимаю. Нопродолжайте. Лисицына: Ну как же! Я теперь очень хорошо вижу, как всё было. Вночь убийства Вонифатьевых она гуляла по саду. Может быть, надеялась, чтовыйдет Бубенцов, к тому времени к ней уже охладевший, поскольку у него появилсярасчет затесаться в наследники Татищевой без участия Наины Георгиевны. А можетбыть, она просто не могла спать, охваченная понятным волнением. И вдруг видитсреди деревьев Бубенцова — вернее, его силуэт: плащ, знакомую фуражку.Вероятно, видит издалека, потому что иначе непременно окликнула бы. Бубенцовведет себя таким таинственным образом, что барышня решает не выдавать своегоприсутствия и проследить за ним. Не знаю, успел ли уже убийца к этому временисбросить тела в реку, но то, как он закапывает отрезанные головы, Телианова,несомненно, видит. Будучи девушкой впечатлительной и склонной к фантазиям, она,наверное, восприняла эту невероятную сцену как некий таинственный ритуал. Илиже окоченела от ужаса — что даже и естественно при подобных обстоятельствах.Именно в таком состоянии — ужаса и окоченения — я и застала ее тремя днямипозднее, когда прибыла в Дроздовку. Наина Георгиевна усердно оберегала тайнузахоронения, для чего ей даже пришлось умертвить белых бульдогов, стольдрагоценных сердцу ее бабушки, но относительно Бубенцова княжна пребывала вполнейшем смятении. Однако когда Владимир Львович появился вновь и объявил оначатом следствии против кровожадных язычников, Наина Георгиевна вообразила,что теперь понимает план ее возлюбленного: чудовищно дерзкий и захватывающебесчеловечный. Тогда-то она и заговорила о Демоне. Должно быть, ей показалось,что сатанинские игры с людскими судьбами — искусство куда более пьянящее, чемтеатр или живопись. Не она первая, кто подпадает под этот соблазн.

Председатель: Всё это очень правдоподобно. Нопочему вы решили, что преступник непременно Спасенный?

Лисицына: Он сам рассказал, что выспрашивалСытникова о приезжем купце. И лишь со слов Спасенного нам известно, чторазговор этот был затеян по просьбе Владимира Львовича. К тому же, хотьБубенцов и по уши в долгах, тридцать пять тысяч не такая сумма, которая его бывыручила. У нас в городе поговаривают, что за Бубенцовым долги числятся насотни тысяч. Разве стал бы он мараться из-за столь незначительной по егопонятиям суммы? Другое дело Спасенный. Для него тридцать пять тысяч — целоесостояние. А кроме обогащения, была у него и другая цель: помочь своему покровителюв карьере и вознестись вместе с ним. Так что головы он резал не только чтобыследы замести, но еще и с дальним умыслом, отлично удавшимся. Может быть,Спасенный-то и подвел Бубенцова к идее использовать безголовые трупы длязытяцкого дела. (Волнение в зале.) Тихон Иеремеевич — человек редкойпредусмотрительности. Совершая преступление, он всякий раз принимал мерыпредосторожности. Когда отправился убивать Вонифатьевых, взял плащ и фуражкусвоего начальника — на всякий случай. Вдруг увидит кто. И ведь увидели же! ИМурада Джураева в ночь убийства Поджио наверняка подпоил тоже Спасенный. Емуничего не стоило отлучиться на часок, пока Черкес пил в очередном кабаке.

Председатель: «Ничего не стоило» — это недоказательство.

Лисицына: Вы правы, ваша честь. Но если выпозволите мне… (Подходит к столу с вещественными доказательствами и беретфотографическую треногу. Подходит с нею к подсудимому Бубенцову.) ВладимирЛьвович, прошу вас протянуть руки. (Подсудимый Бубенцов сидит неподвижно, глядяна Лисицыну. Потом вытягивает над барьером скованные руки.) Попробуйтеобхватить треногу пальцами. Видите, господа? У него маленькие руки. Он простоне смог бы достаточно крепко ухватить этот увесистый статив, чтобы нанести удартакой мощи. Отсюда со всей очевидностью следует, что Аркадия Сергеевича Поджиоубил не он.

Сильный шум в зале. Выкрики: «А ведь верно!»,«Ай да монашка!» и прочее подобное. Председатель звонит в колокольчик.

Лисицына: Позвольте уж и еще однудемонстрацию. (Подходит с треногой к подсудимому Спасенному.) А теперь, ТихонИеремеевич, попробуйте-ка вы.

Спасенный проворно прячет руки, доселележавшие на перилах барьера, за спину. В зале многие вскакивают на ноги.Председатель звонит в колокольчик.

Лисицына: Статив настолько велик, чтообыкновенному мужчине обхватить его пальцами вряд ли удастся, а у господинаСпасенного руки необычайной величины. Для него эта задача трудности бы несоставила… И еще у меня есть к суду просьба. Нельзя ли произвести телесныйдосмотр господина Спасенного? А именно — обследовать его правое бедро и ляжку.Дело в том, что когда в дроздовском парке мне накинули на голову мешок, ядважды воткнула вязальные спицы в ногу нападавшего. Довольно глубоко. Должныбыли остаться четыре следа от уколов.

Спасенный (вскакивает и сипит с места):Ведьма! Ведьма!»

После выступления сестры Пелагии заседаниепродолжалось еще некоторое время, но исход дела уже был ясен, да и вниманиепублики рассеялось. Тихона Иеремеевича увели освидетельствовать, и точно — направой ляжке у него обнаружились четыре розовые точки. Прений между сторонамине возникло, потому что прокурор от стольких крутых поворотов пришел внекоторое отупение, а адвокат выглядел совершенно довольным: дела его клиентаскладывались неплохо, а судьбу Спасенного защитник на своей ответственности нечислил.

Тихон Иеремеевич, как ни странно, плакать иканючить не стал. На вопрос, признает ли себя виновным в убийствах, толькопокачал головой. Сидел с неподвижным лицом, полуприкрыв глаза, и, казалось, неприслушивался ни к напутствию судьи, ни к ответу присяжных, ни даже кприговору. Его сморщенное личико разгладилось и даже обрело некоторуюзначительность, прежде совершенно этой физиономии несвойственную. Бубенцов же,напротив, вел себя до чрезвычайности нервозно: всё вертелся, то поглядывал насвоего секретаря, то выворачивал шею, чтобы посмотреть на сестру Пелагию, и виду него в такие моменты делался озадаченный и даже глуповатый. Монахиня,впрочем, до самого конца процесса просидела, ни разу не подняв глаз, так чтонесолидное поведение Владимира Львовича, вероятно, осталось ею незамеченным.

Приговор никого не удивил. Тихон ИеремеевичСпасенный, который так и не повинился и похищенных денег не вернул, получилпожизненную каторгу. Владимира Львовича же освободили из-под стражи прямо взале суда, и час спустя он уже покинул нашу губернскую столицу, опозоренный вглазах большинства, но и оплакиваемый втайне некоторыми особами.

А дальше все в Заволжске стало понемногууспокаиваться и устраиваться. Будто упал в пруд камень, и поначалувзъерепенилась от этого вода, полетела брызгами, и волны побежали кругами, новскоре их бег замедлился, сник, и сровнялась гладь, снова уснула тихая заводь,хоть и долго еще выпрыгивали на поверхности звонкие пузырьки.