— Как у вас там?

— Не знаю. Все серое. Здесь даже снег был утром. Уже зима.

— Да. У тебя все в порядке?

— У меня? — Казалось, вопрос ее удивил. — Да. Я скучаю по тебе каждую минуту, но к этому я привыкла.

— Извини, что не звонил так долго.

— Ничего страшного. Я люблю с тобой болтать, но нам ведь надо приучиться к дисциплине. Я как раз вожусь с заявлением в Инвер-Хиллс. И еще я записалась на сдачу CAT[74]в декабре, как ты хотел.

— Я этого хотел?

— Ну, если осенью, как ты сказал, я пойду учиться, мне нужно сдать экзамен. Я купила себе книжку, чтобы готовиться. Собираюсь заниматься по три часа в день.

— То есть у тебя все в порядке.

— Да! Как твои дела?

Джоуи тщетно пытался сложить в уме рассказ Кэрол о Конни с ясным и бодрым звучанием ее голоса.

— Вчера вечером говорил с твоей мамой, — сказал он.

— Я знаю. Она сказала.

— Она сказала, что ждет ребенка.

— Да, благословенное счастье войдет в нашу семью. Видимо, у нее будут близнецы.

— Правда?

— Не знаю. У меня предчувствие, что все сложится особенно мерзким образом.

— Вообще-то разговор был довольно странным.

— Я с ней уже поговорила, — сказала Конни. — Она тебе больше не будет звонить. Если позвонит, дай мне знать, и я разберусь.

— Она сказала, что у тебя страшная депрессия, — выпалил Джоуи.

Последовала внезапная пауза, черная дыра, в какую одна Конни умела превращать тишину.

— Она сказала, что ты целыми днями спишь и ничего не ешь, — продолжил он. — Она очень за тебя переживает.

— У меня была небольшая апатия, — сказала Конни после очередной паузы. — Но Кэрол это не касается. И мне уже лучше.

— Может, тебе антидепрессантов попить или что-нибудь в этом роде?

— Нет. Мне уже лучше.

— Ну, тогда порядок, — сказал Джоуи, почему-то чувствуя, что никаким порядком тут и не пахнет, что будь она подавленной, вялой и прилипчивой, у него появился бы путь к бегству.

— Ты с кем-нибудь спал? — спросила Конни. — Я думала, ты поэтому не звонишь.

— Нет! Нет, что ты. Ни разу.

— Я не против. Я хотела тебе сказать в прошлый раз. Ты же мужчина, у тебя есть потребности. Я не жду, что ты будешь монахом. Это же всего лишь секс.

— Ну, к тебе это тоже относится, — сказал он с благодарностью, чувствуя, что перед ним открывается еще одна лазейка.

— Не относится, — сказала Конни. — Меня никто не видит так, как ты. Я для мужчин невидимка.

— Не верю.

— Это так. Я иногда пытаюсь быть на работе милой или даже заигрывать. Но меня как будто не замечают. Вообще-то мне плевать. Я хочу только тебя, и, видимо, это чувствуется.

— Я тоже тебя хочу, — неожиданно пробормотал он вопреки руководству по безопасности, которое он для себя разработал.

— Я знаю, — сказала она. — Но у вас все по-другому. Поэтому чувствуй себя свободным.

— На самом деле я часто дрочу.

— Да, я тоже. Часами. Иногда я целыми днями только этим и занимаюсь. Может, Кэрол поэтому решила, что я в депрессии.

— Может, ты и правда в депрессии?

— Нет, мне просто нравится кончать. Думаю о тебе и кончаю. Представляю тебя и кончаю еще сильнее, а потом еще.

Очень быстро разговор перешел в секс по телефону, которого у них не было с самых давних пор, когда они прятались ото всех и шептались по телефону, сидя у себя в спальнях. Теперь это было куда интереснее, потому что они научились друг с другом разговаривать. Это было потрясающе, как будто они занимались сексом впервые.

— Облизать бы сейчас твои пальцы, — сказала Конни, когда они оба кончили.

— Облизываю вместо тебя, — сказал Джоуи.

— Хорошо. Оближи за меня. Вкусно?

— Да.

— Я прямо чувствую твой вкус.

— А я твой.

— Милый…

За этим последовал следующий виток, уже более нервозный, потому что у Джонатана скоро заканчивались занятия и он должен был вот-вот вернуться.

— Любимый, — сказала Конни. — О, любимый, любимый, любимый…

Кончая во второй раз, Джоуи представил себя Конни лежащей в ее спальне на Барьер-стрит, ее выгнутая спина была его спиной, ее маленькие груди — его грудями. Они лежали, синхронно дыша в телефонные трубки. Вчера вечером он ошибся, сказав Кэрол, что это она, а не он несет ответственность за состояние Конни. Теперь он всем телом чувствовал, что они сделали друг друга тем, чем были сейчас.

— Твоя мать хочет, чтобы я приехал на День благодарения, — сказал он после паузы.

— Это не обязательно. Мы же договорились, что попробуем подождать девять месяцев.

— Она целый скандал устроила.

— Она по-другому не может. Она же скандалистка. Я с ней поговорила, такое больше не повторится.

— То есть тебе все равно?

— Ты же знаешь, чего я хочу. День благодарения к этому отношения не имеет.

Он питал надежду по двум парадоксальным образом противоположным причинам, что Конни тоже будет умолять его приехать на праздники. Ему хотелось, с одной стороны, спать с ней и видеть ее, с другой — найти повод придраться, чтобы они могли порвать. Вместо этого она своим спокойствием засаживала в него крючок, от которого он наполовину избавился за последние недели. Засаживала его еще глубже.

— Мне пора заканчивать, — сказал он. — Джонатан сейчас придет.

— Ладно, — сказала Конни, и они попрощались. Их разговор настолько не соответствовал опасениям Джоуи, что теперь он даже не мог вспомнить, в чем они состояли. Он встал с постели, словно проскальзывая в дырочку в ткани реальности: сердце его колотилось, все плыло перед глазами. Под взглядами Тупака и Натали Портман он принялся мерить комнату шагами. Ему всегда нравилась Конни. Всегда. И почему же теперь, в самый неподходящий момент, его как будто в первый раз охватило чувство к ней? Как получилось так, что после многих лет секса с ней, нежности и заботы его только сейчас начало засасывать в густые пески привязанности? Почему именно сейчас возникла эта пугающе естественная связь между ними?

Это было неправильно, неправильно, и он чувствовал эту неправильность. Чтобы прийти в себя, он решил посмотреть фотографии Дженны и уселся за компьютер. К счастью, Джонатан появился прежде, чем он успел открыть первую.