Уильям нашелся в малой гостиной: устроившись в кресле с ногами, он читал. Увидев меня в дверях, отложил книгу и поднялся.

— А Его светлость? — спросил первым делом и нахмурился совсем по-взрослому, явно подражая одному знакомому герцогу.

— Еще спит. Ему нужен отдых. Что ты читаешь?

Замявшись, брат протянул мне книгу. Или скорее учебное пособие под названием «Устройство паровоза».

— Я хочу выучиться на инженера, — заявил он и вскинул подбородок, словно ожидал встретить с моей стороны сопротивление. — Есть набор на специальные курсы, можно записаться на них после четырнадцати лет.

— Тебе еще предстоит быть лордом Толботом и управлять семейным имуществом, — решила я напомнить на всякий случай.

— Это нестрашно, ведь ты будешь мне помогать, — с уверенностью, которой я позавидовала, сказал Уильям.

Я вскинула брови, глядя на него, но не успела возразить.

— Миледи, милорд, завтрак подан, — нас прервал лакей.

После я утроилась вместе с Уильямом в малой гостиной: он продолжал читать, а я с упоением делала наброски того, как в скором времени должны будут выглядеть станции и вокзалы. С помещениями для отдыха, с обновляемым расписанием, с комнатой, вход в которую будет разрешен только женщинам; и с местами для продажи горячих перекусов.

Утро выдалось спокойным, я такого не помнила за последний месяц. Никто никуда не спешил, наш дом не принимал непрошеных гостей, никто не был похищен, ни на кого не пытались совершить покушение или выманить на тайную, опасную встречу…

Сказочное утро!

Ко времени бранча в гостиной появился и Эдвард. Он переоделся в свежее, но был не брит. Я как раз заканчивала расписывать пятый по счету лист: успела придумать несколько лотерей, которые можно было бы провести среди пассажиров, и еще в голову пришла идея продавать невыкупленные билеты на станции или на вокзале со скидкой. Чем не «горящие туры»?..

Первым Эдварда увидел Уильям и сразу же вскочил, бросившись к нему.

— Ваша светлость!

Затормозил он в последний момент и уставился на герцога сияющим взглядом.

— Вам уже лучше!

Я бы так не сказала, потому что заметила промелькнувшую на лице мужа гримасу.

— Практически, — он принудил себя ухмыльнуться. — Что это? — его взгляд упал на предыдущие четыре листа, которые я разложила вокруг кресла, чтобы не запутаться.

Желание поделиться распирало меня, но я решила повременить, помня о его состоянии.

— Это то, что я позже вам покажу, — отозвалась уклончиво.

Но в глазах Эдварда уже зажегся знакомый огонек интереса. Такой же я видела у него на фабрике, или когда он управлял паромобилем.

— Я принял оставленные доктором микстуры, головная боль уменьшилась. Я готов выслушать сейчас, — и он прошел к креслу, показывая тем самым, что разговор, в общем-то, окончен.

Да-а. У его упрямства, я бы сказала даже упертости, было две стороны. Одна из них позволяла ему достигать многого в делах, которые он начинал. А другая превращала его в человека, не открытого к переговорам.

И сегодня я решила с ним не спорить.

— Кхм, — я откашлялась и прочистила горло, — я думала над тем, как можно сделать железную дорогу более прибыльной. Использовать не только для провоза грузов и почты, но и сосредоточиться на потребностях пассажиров.

— Что вы имеете в виду? — он едва уловимо нахмурился, но не от боли, а потому, что пытался вникнуть в идею. — Какие у пассажиров могут быть потребности, кроме как перемещение из одного места в другое?

— Самые разнообразные, — я довольно усмехнулась и потянулась за первым листом. — Все мы хотим комфортно проводить время, даже когда куда-то едем. Удобно сидеть, вкусно есть, не бегать по вокзалу, пытаясь найти расписание…

Набрав в грудь побольше воздуха, я принялась вещать. Эдвард и Уильям сидели в соседних креслах и смотрели на меня, как прилежные ученики, и от этого зрелища глупая, неуместная улыбка появлялась на губах.

— Во-первых, можно предложить пассажирам комнату отдыха, где они будут ожидать прибытие поезда в комфортных условиях.

— Во-вторых, женщинам с детьми совершенно точно необходимо свое отдельное пространство, где леди смогут делать вещи, не предназначенные для мужских глаз.

— В-третьих, долгая дорога обостряет чувство голода, и люди с удовольствием приобретут перекус, если мы предложим его на станции.

— В-четвертых, почти постоянно какие-то мелочи забываются дома. Например, зонты, перчатки, шляпки, детские игрушки — все это можно также продавать.

Здесь я выдохлась и замолчала, чтобы перевести дыхание, и пожалела, что не попросила принести графин с водой. В горло першило, я очень давно не говорила так долго.

Пока длилась пауза, я всматривалась в лицо Эдварда, пытаясь понять, что он думает об услышанном. Мне было важно, чтобы ему понравилось. Я хотела, чтобы ему понравилось…

— Тесса, никто не будет платить за все, что вы озвучили, — заговорил он, взвешивая каждое слово.

Что же. По крайней мере, резкого и принципиального отказа я не получила, а это уже хорошо.

— Железная дорога — это вынужденный способ передвижения, который не доставляет нам ни малейшего удовольствия. Никто не любит вокзалы и не желает проводить на них ни единой лишней минуты.

Я кивнула, принимая его слова. Он был прав — с точки зрения мира, в котором жил.

Уильям бросил на меня быстрый взгляд из-под упавшей на глаза челки и покосился на герцога. Кажется, брат раздумывал, не стоит ли за меня вступиться.

— Я согласна, — сказала легко, — сейчас это действительно так. Но ведь и прогресс на железной дороге не стоит на месте. Вы говорили мне, что с помощью изобретений нашего отца увеличится и скорость, и проходимость. А еще — они станут тише, менее тряскими.

Эдвард прищурился. Он слушал.

— Подумайте: пассажир прибыл на станцию раньше времени. Он мерзнет. Ждет. Ругает расписание. А мы говорим ему: «Пройдите, пожалуйста, отдохните. Вот горячий чай. Вот комната, где тихо. А вот рядом лавка, где можно купить то, что вы забыли дома».

Герцог все еще молчал. А я вдруг поняла, что снова сбилась с дыхания.

— К тому же, — добавила я мягко, — женщины путешествуют не реже мужчин. Но для нас не существует ничего, кроме общего зала ожидания. Полного табачного дыма, к слову.

Эдвард посмотрел на меня.

— Тесса, — медленно проговорил он, — вы хотите превратить вокзал в городскую площадь.

— Я не прошу делать это