не хочет Ингвар. Говорит, пустое это все, а к чудищам на поклон ходить Всеблагой Левий не велел…

— Какие мы религиозные, — тихонько хмыкнула Ниенне на ухо Герда. — Но что-то мнится мне, что святости в этом Ингваре не больше, чем во мне.

— Однако ж он прав насчет чудищ, даже если они и впрямь существуют, договариваться с ними бесполезно. Плата за услуги будет несоизмерима с решенной проблемой, — шепотом ответила Ниенна, и вновь повернулась к ребятам. — А скажите, сорванцы, где то Лихо обитает? Поди, в лесу глубоко?

— Правильно считаете, госпожа Ниенна, — кивнул Баюн, вытирая сестре мокрый нос. — Нишка не реви, кому сказал, а то за ухи оттаскаю! Не украдет тебя Лихо, мы не отдадим.

Он выпрямился и повернулся к адепткам.

— Так вот, в сказках сказывают, что Лихо — житель болот, там он ловит путников и сжирает, или же кровь выпивает. Но тот, к кому жители окрестных деревенек ездят, обитает на заброшенной мельнице в лесу. Там речка раньше была, но три года назад обмелела неожиданно, а затем и мельница обветшала. Да только в позатом году на ней и завелось диво дивное. Купец мимо ехал, попал к Лиху в лапы, но откупился золотом да камушками самоцветными. И с тех пор у него дела в гору пошли, заработал еще больше, чем отдал. Вот и бредут к той мельнице люди и зимой, и летом, и в дождь, и в зной. Только Лихо, говорят, уже не деньгами берет, а жертвами кровавыми, с кого бычка возьмет, с кого коровку, а с некоторых людей и собственной крови требует, а то и душу рогатым продать заставляет…

Мальчишка прикусил нижнюю губу, совсем как взрослый в период тяжких дум, и вздохнул.

— Так что, может, и правильно Ингвар делает, что отказывается ему кланяться и помощи просить. А ну как душу с него Лихо затребует, это ж грех какой! Помрешь, и корчись потом веки вечные в огненных реках Бездны.

— Это да, с нечистой силой никаких договоров быть не должно, — согласилась Герда, многозначительно подмигивая Ниенне. — А вы, мальки, глазастые, все на свете подмечаете, я вижу. Это хорошо. Расскажете нам потом еще про местных ведьм?

— Расскажем, — кивнул за всех Баюн. — А вы, госпожи, нам еще про чудищ поведаете? Страсть как интересно про ваши приключения послушать! Поди не одну шишиморку в дороге убили?

— Ох, я еще и покажу, если папка твой позволит! — хохотнула Герда. — У нас в сумках всякого добра навалом, и когти, и клыки, и чего только нет! Только не вздумайте в спальню залезть и пошерудить, там оно почти все ядовитое. Мы в кунсткамере Ахенбурга запасы пополняем, богатеи за это платят хорошо. Вот если господин Бажен разрешит, сегодня же вечером продемонстрируем. Такого нигде больше не увидите, кроме столицы.

— Батька позволит! — у Баюна тут же загорелись глаза. — Вечером придем, как работу по хозяйству закончим. Нам дрова еще для бани колоть да в кузне помочь надобно. Главное, вы не обманите!

— Мы людей не обманываем, — подмигнула пареньку Ниенна. — Только нечистую силу. Помню, обещала я летом мавке зеркальце подарить и гребешок, чтобы она дитенка освободила, вот такого же, как ты. Тварь рот разинула от восторга, мальца выпустила из когтей, а я ей то зеркальце прямо в глотку и засунула. Потому что ручка у него была хитрая — острая да серебряная…

— Ваааааа! — ахнули хором ребятишки. — Мы точно придем, госпожи чародейки! И пряников принесем, и орехов каленых! Только расскажите, как вы с чудищами сражались.

На том и расстались полюбовно. Дети порскнули из конюшни, как мышата, а девицы остались. Конечно, очень хотелось пообедать и вздремнуть часа два с дороги, особенно после баньки. Но ничего, успеется еще. А пока надо лошадям хвосты и гривы расчесать, седла почистить, а голову шишиморки убрать от греха подальше. Пока еще кто-то из детей на диковинное страшилище не позарился да руку о клыки не оцарапал…

*

Едва солнце покатилось с небесных гор на мягкую ночевку в сосново-можжевеловом лесу, а в окнах окрестных изб зажглись огоньки, как захлопали двери внизу в лавке, и дом наполнился детским гомоном.

Ниенна еще не успела очнуться после дневного сна, голова так и клонилась назад на подушку. Герда глянула на подругу, понимающе усмехнулась и сама потопала вниз, закинув на локоть сумку со «всякой пакостью» в виде завернутых в воловью кожу клыков, когтей, кусков чешуи и прочих частей тел, что утеряли в бою с девицами разномастные представители нечистой силы, обитавшие на просторах Острижского государства.

На дне сумки в запаянной сургучом бутылке со спиртом болталась тонкая кисть той самой мавки, промышлявшей поеданием детей. Но самой занятной добычей была голова гулиуса фремитуса — упыря, что охотился весной и летом в сырых лиственных лесах Ледгайских островов, сплошь поросших погаными грибами. Пугал жертву диким утробным ревом, порою до смерти, а затем выедал у еще теплой печенку и глаза. За его поимку купец Джонс, на чьем постоялом дворе девицы тогда остановились, заплатил золотом — чудище здорово портило ему заработки, массово отпугивая постояльцев, предпочитавших длинную, но безопасную дорогу через окрестности.

Мертвый упырь внезапно оказался ценнее, чем живой — за его голову готовы были заплатить золотом и в королевской кунсткамере славного столичного града Ахенбурга. Таксидермисту, сделавшему из нее чучело, пришлось отслюнявить едва ли не треть купцова гонорара, настолько мужик не хотел браться за эту работу. Но жажда денег пересилила страх перед чудищем, и Ниенна с Гердой получили отлично выделанную башку, что после обработки сохраняющими зельями стала выглядеть еще омерзительнее. Самое то, чтобы продемонстрировать чересчур осмелевшим сорванцам и тем самым окончательно отбить охоту приближаться к чародейским лошадям и сумкам.

Ниенна успела еще поваляться на мягкой перине и поудивляться в очередной раз, насколько же хорошо в слободе живут люди, раз дают пуховые постели даже заезжим гостям. В спаленке вдобавок вкусно пахло бельем, что полоскали в проруби и сушили на открытом воздухе, и звериными шкурами, брошенными на пол для теплоты ног.

Очень хотелось повернуться на другой бок и заснуть окончательно, но нельзя — проснется среди ночи и будет ворочаться туда-сюда, одолеваемая мышечной болью и тревожными думами. От первой напасти худо-бедно помогал камень с драконьей кровью внутри. От второй не помогало ничего, кроме дела, которым можно занять и руки, и голову.

Поэтому некромансерка зевнула, ополоснула руки и лицо в стоящем на столе тазу для умывания, закапала под веки травяной настой, увлажняющий глаза в морозную пору, натянула холщовую рубаху, а