Ниенна закусила до боли нижнюю губу. Она знала, чем заканчиваются подобные истории.

— Волки?

— Неизвестно, — с горечью ответил Соколок. — Нашли через месяц, присыпанную листьями да землей. В таком виде, что и смотреть страшно было, не то что приблизиться.

В горле у Ниенны тут же заскреб противный стылый ком, и она не выдержала — осторожно погладила Соколка по краю рукава, стараясь не касаться голой кожи. В самом деле, кто знает, чем обернется для парня ее минутное сочувствие? Вдруг искалеченный некромансерский дар способен тянуть силу из живых не только через поцелуи?

Но нет, Соколок тихонько выдохнул — и накрыл ее руку своей ладонью.

— Не водись с ним, — повторил он. — И с детьми тоже, ну их к лешему, чокнутое семейство.

— Не буду, — пообещала Ниенна.

В конце концов, если Ингвар и вправду волкодлак, водиться с ним вовсе не обязательно. И обещание, данное Соколку, совсем не помешает некромансерке проследить за подозрительным кузнецом. Несчастную Лелю, скорее всего, просто изорвали на части, чтобы скрыть следы чудовищного пиршества на теле, остальное сделала влажная и топкая земля. Сама Ниенна могла допросить даже полуразложившийся труп и точно бы вычислила, кто напал на девицу. Но чего уж теперь прошлое ворошить? Несколько месяцев прошло, а Соколку до сих пор больно вспоминать о произошедшем. Не согласится парень ей помогать. А настаивать на этом, с учетом его состояния — свинство последнее.

Нет уж, пусть все останется, как есть. Некромансерка потихоньку попрощалась с Соколком, ссылаясь на усталость после дороги, и побрела наверх, в комнаты, отдыхать и отсыпаться. На сегодня ей точно хватит приключений и тайн.

*

В полночь разбрелись по домам даже самые стойкие мужики, ссылаясь на кучу завтрашней работы и женушек, что так и ждут подгулявших супругов со скалками наперевес.

Конечно, привирали для красного словца, ибо женщины приходили часа два назад, разбирали по домам гомонящих детей, и были, как одна, вежливы и обходительны. Правда, двое мальчишек лет восьми покидали гостеприимную лавку с оглушительным ревом — суровые матери не позволили на прощанье ткнуть пальцем гулиуса в янтарный глаз. Вместо этого заохали-заахали и попросили валькирию подобных страховидл детям больше не показывать.

— Можно подумать, сорванцы этих чудищ в жизни не увидят никогда, — бурчала обиженно Герда, заворачивая в кожаные лоскуты будущие экспонаты для кунсткамеры и складывая их назад в чересседельную сумку. — Дай-то боги, чтобы и не увидели. Но жизнь, зараза, обязательно подкинет сюрпризов и столкнет нос к носу с живым упырем где-нибудь в глухом лесу или на болоте. И лучше бы знать заранее, чем и как его можно убить.

— Не сердись, — усмехался в пшеничные усы Сабур, единственный из мужчин, что остался греться у камина. — Бабы глупые, деревенские, не все понимают, как это важно, быть готовым ко встрече с подобной напастью и уметь себя защитить.

— Я так-то тоже баба, — мигом набычилась Герда.

Но кузнец покачал головой, отчего его кудри вновь рассыпались по плечам пушистым и мягким облаком. Вот же красоту дали боги, и кому — мужику! Герда тихонько вздохнула. Да, у нее копна волос была еще гуще, но все равно не лежала так красиво, как ни старайся.

— Ты не баба, — со всей серьезностью сказал Сабур. — Ты воительница, которая защищает честной народ от порождений Бездны. Я ж тоже не дурак, понимаю, что магический дар не каждому даден. И меня бы тот упырь схарчил в три счета, хотя я башку ему могу проломить и кулаком, даже камень не нужен. Но для борьбы с нечистью одного кулака мало. Надо иную силу иметь, простым людям неподвластную.

Он сделал шаг поближе и мягко, но настойчиво вытащил из ее пальцев ремень сумки.

— Я эту пакость не помог тебе собрать не потому, что увалень тупоголовый, вежества не знающий, а просто нечего под руку мастеру лезть. Вдруг оно и впрямь ядовитое, я ж не знаю, как с ним обращаться, чай, не железо с рудой. Но уж сумку-то дай до комнаты донести, тяжелая поди.

— Тяжелая, — дрогнувшим голосом ответила Герда. Она со своим ростом и широкими плечами не доставала здоровенному Сабуру даже до кончика носа.

А еще от кузнеца пахло березовыми банными вениками, свежей рубахой и — валькирия едва не прыснула от смеху — вишневой пенящейся растирухой для чистоты тела. Ее разливали по стеклянным бутылям парфюмерные мастера, держащие небольшие лавки — для взыскательных клиентов, что воротили носы от простого мыла с дегтем и золой.

— Мне очень понравились твои байки про упырей, — подмигнул растерявшейся девушке Сабур, перехватывая сумку поудобнее. — Наверняка ты не все нам поведала?

— Не все, — кивнула Герда, чувствуя, как предательский румянец ползет от шеи на щеки.

— Ну вот. А завтра бабы начнут ворчать, мол, совсем детей застращали своими ужасами, нечего им такое рассказывать, — с явно притворной грустью вздохнул кузнец. — И не услышу я больше твоих занятных историй.

Валькирия тоже сделала вид, будто улыбается снисходительно, хотя в груди, в районе сердца, сразу же затрепетало от радости.

— Если хочешь, могу одному тебе поведать что-нибудь и пострашнее из наших приключений.

— Хочу, — Сабур согласился так быстро, что Герда поняла — ждал ее решения и втайне надеялся. — Кстати, моя комната наверху, через три от твоей. А я люблю послушать занимательные истории перед сном. Только чтобы непременно жуткие, от которых кровь в жилах стынет!

— Будут тебе леденящие кровь истории, — согласилась Герда. — Только к подобным россказням чай горячий нужен и растопленный камин, без них никак.

— Договорились. Будут тебе и чай, и камин, и что-нибудь еще согревающее, — многозначительно усмехнулся кузнец и посторонился, пропуская девушку к лестнице, ведущей на второй этаж.

Глава 2

Отдохнула Ниенна плохо. Сначала ей привиделся дурной сон с оскаленной волчьей пастью в роли главного злодея. Пасть летала по воздуху отдельно от тела и ревела, как упырь, чью голову они везли в Ахенбург.

Потом долго ворочалась с боку на бок и заснула лишь под утро, и на границе сна и яви почудился ей вдруг многоголосый детский рев со двора. В итоге некромансерка выругалась сама на себя, прикрыла ухо подушкой и провалилась в долгожданный сон без кошмаров.

И проснулась практически в полдень. Приподнялась из мягкой перины, зевнула, протерла глаза. Кровать Герды у противоположной стены пустовала, и вообще выглядела так, будто ее не расстилали. Не было рядом и теплого кожуха, и шерстяных портков, не стояли у двери сапоги с толстой подошвой.