Ещё и Жаждущий чудит! Он ещё когда я в ванной комнате тряслась выдал: «Ты о нас, судя по всему, даже не вспоминала, а мы… мы по пыли и грязи к тебе добирались! Даже в бордель ни разу… ни одного целого раза не завернули. Чуть-чуть не считается! А ты тут без нас развлекалась. Не буду с тобой разговаривать! И не ищи нас, я обиделся!»

Да я рада не выслушивать от него о постельных делах! Я почти обрадовалась этому заявлению, хотя оружие сейчас нужно. Поэтому я его с Многоликой всё же искала. Пока проверяла, как дворец подготовили к заезду людей, всё осматривала очень пристально, заглядывала в каждый укромный уголок, на чердак, осмотрела дворец снаружи — но ни Жаждушего, ни Многоликую, ни их следов не нашла.

Элор, когда общался с Линарэном и его безумной командой, тоже, судя по всему, с моим оружием не встречался.

Ну и ладно! Сейчас не до обиженных (в числе которых, похоже, и Многоликая), мне бы со своими эмоциями справиться.

Разобраться.

Ведь не может же полученное удовольствие всё изменить. Не может! Я это чувствую. Но какие-то изменения есть — непонятные, странные, незапланированные, и это… лишает опоры, сводит с ума. Я почти задыхаюсь — так хочу… Невыносимо хочу снова стать Риэль Сирин — такой, какой я была шестнадцать лет назад: сдержанной, управляющей своими чувствами, расчётливой, уверенной в собственных силах, правилах, будущем под крылом главы рода, а потом — щитом мужа.

Хочу назад! Снова быть собой. Сильной версией себя.

Но я здесь, слаба, как никогда прежде.

Горячие пальцы Элора скользят по моей спине, аромат корицы снова кружит голову, а в мой дворец летят толпы людей, с которыми надо как-то уживаться, в головах которых, возможно, есть важная для меня информация (а может, и нет), и которых, вероятно, хотят убить.

Дирижабли одну за другой преодолевают линии защиты. Первые якоря вгрызаются в землю газонов, ломая красоту ровной поверхности.

— Пора принимать подданных под крыло, моя королева, — напоминает Элор.

С зафиксированных дирижаблей с визгом снастей опускаются пассажирские люльки.

Столько всего изменилось за прошедшие годы, но мне кажется, что, несмотря на всю проделанную работу, я так же далека от осуществления своей мести, как была далека пятнадцать лет назад, когда пришла проситься на службу к Элору.

Если бы я знала, к чему приведёт этот шаг…

— Не хочешь — можем всё переиграть прямо сейчас, поменять план, — Элор смотрит на меня, горячие пальцы в трепетной ласке очерчивают лопатку, успокаивая готовые вырваться чешуйки и когти.

Знай я пятнадцать лет назад, к чему приведёт моё решение… Я не знаю, что бы я сделала.

Всего несколько дней назад

— Кар, заставлять короля другого государства пересчитывать за тебя бюджет — это перебор, даже если король твой сын, — раскрасневшаяся Ланабет, соскользнув со стола, натягивает штаны и вправляет в них рубашку. — К тому же он с командой может задержаться в Киндеоне ещё на несколько дней, а бюджет надо утверждать сейчас.

— Магия заканчивается, они вернутся не сегодня-завтра, — Карит, не спуская взгляда с грудей Ланабет, тоже натягивает штаны, но неохотно. — Бюджет может подождать.

— Не может, — по щелчку пальцев Ланабет перламутровые пуговицы подскакивают с пола кабинета и возвращаются на её рубашку. По второму щелчку золотые пуговицы подкатываются к ней и запрыгивают на мундир.

А ещё через мгновение она застёгивает рубашку, пряча часто вздымающуюся грудь от Карита. Он поднимает взгляд на любимое лицо и убирает выбившуюся светлую прядь за покусанное ухо, провокационно нашёптывает:

— Может, ты мне поможешь?

— Я тебе уже час помогаю, сколько мы статей бюджета проверили? — Ланабет кивает на валяющиеся под столом документы.

— Но мы только начали, провели подготовку, настроились…

Ланабет качает головой:

— Нет. Тебе действительно надо этим заняться, а мне пора в ИСБ. Из-за твоего старшенького у нас в штате нет подготовленных к службе женщин, а они нужны, чтобы не смотреть на все дела и преступления исключительно с мужской точки зрения. Занимайся. Я честно хотела тебе помочь, но ты сам выбрал другой вариант… — Она пожимает плечами и направляется к золотым дверям кабинета.

Карит провожает её тоскливым взглядом. Будь его воля — запер бы её в пещерах, но Ланабет умеет так полыхать эмоциями (и работать кулаками), что приходится терпеть. Лишь бы избранная была счастлива.

Двери за Ланабет закрываются, а Карит ещё с минуту смотрит на опустевшее место. И дольше бы смотрел, но бюджетом заняться надо, а Элор по возвращении из Киндеона может отказать в помощи. Раздражительный он последнее время стал. Ещё бы не стать, когда избранная рядом, но под видом соблазнительного секретаря. По себе Карит знает, как неприятно ловить себя на неприличной симпатии к молодому дракону. К счастью, знает и какое это облегчение — выяснить, что дракон-то соблазнительный на самом деле драконесса.

Собрав рассыпанные документы, Карит укладывает их на стол, садится… И, подперев щёку кулаком, позволяет себе немного помечтать: непризнанный мир, нехватка магии, суровые условия… столько возможностей для прокола. Риэль Сирин может потерять зелье, изменяющее запах. Под действием угрозы может поддаться соблазну прильнуть к своему избранному, и уже тогда… Или посещение туалета — она не может обойтись без этого, а Элор не должен оставлять её одну. Спать группы планировали вместе, а во сне контроль над телом ослабевает, вдруг Элор, наконец, увидит её фигуру…

Да мало ли что! Карит не может похвастаться богатой фантазией, но сегодня воображение в ударе, подсовывая ему одну картинку красочнее другой. Он даже почти завидует Элору: другой мир, приключения, возможность обретения избранной, а не цифры, столбики и необходимость в них разобраться.

Полёт фантазии разбивает самолётик. Высший приоритет защиты, всего одна строка, но таким любимым почерком!

«Элор за тебя не посчитает».

Отложив печальное напоминание на край стола, Карит всё же склоняется над листами с разноцветными строками и столбцами, даже за перо берётся, чтобы выписывать на черновые листы цифры и считать.

Он не любит не только бюджетные расчёты, но и всё связанное с расчётами. Не переносит физически, у него от этого словно всё внутри вымораживает. Сколько Карит себя помнит, именно такое у него возникало чувство каждый раз, когда он подходил к занятому расчётами отцу, а тот гнал его прочь.

Сначала отцу приходилось перегибаться через стол, чтобы строго взглянуть на Карита, потом он не перегибался, затем смотрел прямо перед собой, после уже запрокидывал голову для разговора. А однажды громыхнул взрыв, и отца не стало.

Но чувство выкручивающего всё внутри холода при виде расчётов осталось. И самое радостное воспоминание Карита об Элоре (к стыду первого) — это когда семнадцатилетний Элор глянул на бюджетные раскладки и небрежно сказал: «Это же легко, чего ты возишься?» Тогда Элор действительно посчитал всё легко, быстро и правильно, и Карит подумал: «Хорошим императором будет… ещё семь лет до отбора, потом пару лет ему на первенца, и смогу уйти на покой».