– Забираешь почётный караул, Фельгенхауэр? – улыбнулась Фемке де Вриз. – Довольно смелое заявление, даже мятежное, я бы сказала.

– Не смелее, чем привезти двадцать солдат Семёновского полка на Владибогдан, – отрезала Фельгенхауэр. – Надеюсь, вы спросили разрешения у Императора.

Посланница наклонилась ближе, как будто хотела поведать секрет.

– Мне не пришлось просить. Император сам их отправил, Матриарх-Комиссар. – Она прищурилась. – По доброй воле.

Фельгенхауэр ушла без промедления, и де Вриз с двадцатью солдатами последовали за ней через арку сторожки. Стейнер тоже не мешкая направился следом, наблюдая, как тяжело они спускались по ступенькам к бухте. Солдаты собрались внизу ровными рядами, и вскоре к ним присоединились люди Матриарха-Комиссара с полными сумками и двумя деревянными сундуками с вещами. Один за другим они поднимались на борт корабля, отчего сердце Стейнера сжималось. Облегчение, что Ширинов остался на острове, сменилось осознанием, что сам он тоже никуда не уплыл. Потеря Фельгенхауэр разъедала душу, словно едкая соль.

Матриарх-Комиссар стояла на носу корабля, глядя на морские волны. Без неё всё теперь изменится – как для послушников, так и для заключённых. Стейнер надеялся, что Марозволк или Сребротуман возьмут на себя командование, но это казалось маловероятным.

– Ты! Что ты здесь делаешь? – раздался голос.

Даже не оборачиваясь, юноша понял, что к нему обращался Ширинов.

Зоркий заговорил на сольском, и Стейнер склонил голову, не понимая ни слова.

– Я задал вопрос, солдат, – сказал старик уже на северном языке. – Ты хоть пытался понять его? Или ты не из Сольминдренской империи?

– Я…

У Стейнера пересохло во рту, и он осмелился бросить на пирс последний взгляд.

Ещё один корабль уплывал без него; вновь он упустил возможность отправиться домой к Хьелльрунн и отцу. Если бы только хватило времени пробраться на борт и спрятаться среди груза…

– Фельгенхауэр, – всё, что успел сказать Стейнер перед тем, как его охватило отчаяние.

Якоря подняли. Корабль забрал Матриарха-Комиссара и направился в Хлыстбург.

– Если ты не из Империи, то откуда? – продолжал Ширинов.

Стейнер снял булаву с пояса и замахнулся, даже не надеясь на успех. Зоркий тотчас отпрянул с поднятой рукой. Молодой кузнец вспомнил тот день, когда Максим парил над булыжниками в секунде от верной гибели.

– Прошлая попытка ничему тебя не научила? – спросил Ширинов.

Стейнер намеревался нанести удар, но солдат успел перехватить его руку. Быстрый разворот и тычок по голени противника тоже ни к чему не привели: второй солдат быстро выбил булаву из руки сопротивляющегося юноши. Вокруг собрались имперцы. Ширинов шагнул вперёд и снял шлем с головы.

– Да ещё и в доспехах солдата, которого помог убить. Настал и твой черёд, Стейнер Вартиаинен. – Зоркий засмеялся за серебряной маской. – Теперь, когда Матриарх-Комиссар отчалила, тебя ждёт гибель.

Стейнеру не нужно было знать сольский, чтобы понимать дальнейшие приказы.

Взять его.

Солдаты тащили его по площади, пока послушники глумились и жестикулировали. Ещё до того, как имперец набросил на голову плащ, кузнец мельком увидел Аурелиана. Потребовались все силы, чтобы не запаниковать.

Хьелльрунн проводила дни, словно ребёнок двух миров: по утрам занималась домашними хлопотами и ходила в город, а вечера проживала в хижине. На далёком севере короткие дни потихоньку увеличивались, ежедневно добавляя по скудной горстке светлых минут. В эти часы Хьелль спешила в лес, радуясь свободе от Марека, который лебезил перед нечастыми клиентами, благодарный за несколько монет, что падали на стол из их рук.

Призрачное море оставалось тёмным, мутно-зелёным, неспокойным; угрюмые волны нахлёстывали на пирс настойчиво, как заядлый пьяница. С последнего визита всадников дни ползли медленно и уныло, под стать настроению госпожи Камаловой. Но невзирая на скрытность, она казалась более разговорчивой, чем отец Хьелль.

– Отлично. Закрой глаза. Представь, что спускаешься в глубокое пространство: в грязь между скалами, между камнями. Представь древние корни деревьев и всех животных, что умерли…

– Животных? – Хьелльрунн сморщила нос. – Я думала, что учусь превращать тело в живой камень, а не в полуразложившийся труп.

– Так и быть. Никаких тел. – Госпожа Камалова глянула на девушку. – Но обещаю, если сделаю ещё одно замечание, то история закончится твоим трупом. Выкопаю тебе неглубокую, холодную могилу. Но ты не переживай, на тот момент тебе будет всё равно. Да?

– Можно было просто попросить помолчать.

– Я просила, но слова на тебя не действуют. Теперь закрывай глаза и рот и думай! Думай, говорю! Представь, что я иду на тебя с ножом. Кожа – единственная преграда на пути оружия, и сейчас оно выпотрошит тебя, как рыбу. Каковы твои действия?

Хьелльрунн знала, что должна отразить удар, превратив бледную и хрупкую плоть в гранит, но на деле ничего не получалось. Она опустила глаза на своё сухощавое тело и поняла, что мысли кружат вокруг Кристофин. Поможет ли колдовство обрести женственность? Как долго придётся ждать?

Хьелль приоткрыла глаза и вздрогнула от близости Камаловой.

– Я не разрешала открывать глаза!

– Я стараюсь.

– Да, конечно. Очень стараешься.

– Кристофин не заходила? – полюбопытствовала Хьелль, стремясь отвлечься от неудачных попыток. – Вероятно, отец с ней заговорил. Или она шпионит за Охранцами в таверне?

– Кто знает? – Старуха прошла через кухню к корзинке с овощами. – Не думай о ней! – Она ловко схватила морковь и бросила ученице.

Хьелльрунн сосредоточилась, сжав кулаки и не двигаясь с места. Морковь отскочила от невидимого барьера и плюхнулась на пол.

– Отлично. Я надеялась, ты превратишь кожу в камень, но защитный барьер – тоже хорошо. Никогда не знаешь, морковь это, кинжал или стрела.

Вслед за первой морковью полетела вторая. Снова Хьелль сосредоточилась, чтобы рефлекторно не выставить руку. Снаряд остановился в нескольких дюймах от груди, а затем упал.

– Замечательно. Постарайся остановить морковь прежде, чем она до тебя доберётся. Ничего не пугает врага больше, чем отброшенная в воздух стрела.