Разозленный неспособностью Фробишера захватить испанское укрепление, Дрейк решил показать ему, как это нужно делать. С отрядом пинасов и шлюпок он предпринял новую попытку взять форт Бокерон, но и его постигла неудача.

Тем временем операция на суше проходила более успешно.

«Когда отряды оказались в полумиле от города, — сообщает Биггс, — полоса земли, тянувшаяся между морем и гаванью, сузилась, не превышая в ширину пятидесяти шагов… Это узкое место было надежно укреплено каменной стеной и рвом, вырытым перед нею; стена эта была построена по всем правилам, с укреплениями на флангах… Лишь в одном месте в стене имелся проход, чтобы в случае необходимости там могли проехать всадники или карета. Но даже и в этой части, лишенной стены, имелась надежная баррикада из винных бочек, наполненных землей, тянувшаяся от одного края до другого и отчасти уходившая в море. Это укрепление было снабжено шестью большими пушками, полукулевринами и Фальконетами, которые выстрелили прямо в нас, когда мы приблизились. Кроме этой стены со стороны внутренней гавани они подогнали также две галеры, поставив их носом к берегу и установив на них одиннадцать пушек, которые простреливали проход [по косе] и угрожали нашему [правому] флангу. На указанных двух галерах были установлены также три или четыре сотни аркебуз, а на суше для прикрытия лишь этого места они разместили еще триста аркебузиров и пикинёров».

Цифры, приводимые Биггсом, явно завышены. Согласно испанским документам, в то время гарнизон Картахены насчитывал 54 кавалериста, 450 аркебузиров, 100 пикинёров, 20 негров-мушкетеров и 100 индейских лучников, сформированных в два батальона; кроме того, на галерах, которыми командовал «генерал побережья Тьерра-Фирме» кабальеро дон Педро Вике-и-Манрике — ветеран войн в Италии. Фландрии и Алжире, — дополнительно разместилось еще 150 аркебузиров. Общее руководство обороной города осуществлял губернатор дон Педро Фернандес де Бустос, артиллерией командовал Блас де Эррера, сухопутными частями — Альваро де Мендоса. Для защиты стены, находившейся на косе, испанцы выделили лишь 30 аркебузиров и 50 индейских лучников под командованием Франсиско Диаса.

«Находясь в полной боевой готовности, дабы встретить нас, они не жалели ни ядер, ни пуль, — продолжает свой рассказ Биггс. — Но наш генерал-лейтенант, пользуясь темнотой (рассвет еще не наступил), приближался по низменной стороне, следуя тем маршрутом, который он сам перед тем выбрал, то есть по залитому морем берегу, где вода несколько спала, так что в итоге все их выстрелы пропали даром. Наш генерал-лейтенант велел беречь заряды до тех пор, пока мы не приблизимся к стене. Итак, выставив пики, мы приблизились к месту, где обнаружили баррикады из корабельных бочек — самое удобное место для задуманного нами штурма; и он был нами немедленно осуществлен, несмотря на то, что сие место надежно охраняли пикинёры и аркебузиры [испанцев]. Произведя залп из аркебуз им в лицо, мы разбросали бочки с землей и пустили в ход наши шпаги и пики. Наши пики были немного длиннее, чем их, а наши тела гораздо лучше защищены; среди них лишь немногие имели средства защиты. Превосходство наших шпаг и пик стало для них тяжким испытанием, и они вынуждены были отступить. В этой яростной схватке генерал-лейтенант собственноручно заколол главного знаменосца испанцев, который мужественно сражался до самой смерти».

Англичане потеряли в бою 28 человек убитыми, не считая раненых. Среди последних оказался и капитан Сэмпсон. Преследуя испанцев, «бежавших в город, словно овцы», солдаты Карлейла достигли рыночной площади и, сломив последний оплот сопротивления испанцев, овладели ею. «Итак, когда мы захватили это место и выставили защиту, — продолжает Биггс, — они вынуждены были терпеть наше присутствие в городе, сами же отправились к своим женам, которых они увезли в другие районы страны еще до нашего прихода. В конце каждой улицы они возвели очень прочные баррикады, наполненные землей, с траншеями с внешней стороны, сделанные настолько хорошо, что ничего подобного нам прежде не доводилось видеть. Сначала там было оказано незначительное сопротивление, но вскоре оно было сломлено; потери составили несколько убитых и раненых. Они привлекли к себе на помощь много индейцев, которых разместили в основном на флангах, все — лучники со злодейски отравленными стрелами, так что при малейшей царапине на коже раненого неизбежно ожидал летальный исход. Некоторых из наших людей они убили этими стрелами, а некоторых злоумышляли убить с помощью уколов со стороны небольших заостренных палок длиной полтора фута, один конец которых упирался в землю, а второй был отравлен; они торчали прямо у нас на пути — там, где мы должны были пройти от места высадки к городу… Но, поскольку мы двигались по кромке прибоя, большая их часть, к счастью, не задела нас».

Когда город был захвачен, уцелевшие защитники Картахены во главе с губернатором отступили в соседнюю деревню Турбако. Перед этим испанские солдаты, находившиеся на двух галерах во внутренней гавани, получили приказ вывести их в открытое море через мелководный пролив Бока-Чика, но отлив как раз достиг самой низкой отметки, вследствие чего приказ не был выполнен. Неожиданно взбунтовались галерные рабы, доведенные до отчаяния офицерами Мартином Браво и Кастаньедой. Чтобы посеять панику на галерах, рабы подожгли их (по другой версии, поджог осуществили сами испанцы, чтобы не дать англичанам возможности захватить их). Часть гребцов-невольников погибла в огне, другая часть, бросившись в воду, вплавь достигла берега и присоединилась к людям Дрейка. Лишь небольшое количество рабов испанцам удалось забрать с собой в окрестные леса.

Гарнизон форта Бокерон, охранявший вход во внутреннюю гавань, тоже сбежал. Теперь корабли англичан смогли беспрепятственно подойти к городу со стороны внутренней гавани.

«Мы оставались здесь шесть недель, и болезнь со смертельным исходом… распространилась среди наших людей снова, хотя и не в таких ужасных масштабах, как ранее. И из тех, кого коснулась эта болезнь и кто смог избежать смерти, почти никто не смог больше восстановить свои силы. Действительно, многие из них до того теряли память, что… когда кто-то начинал бредить, о нем говорили, что он заболел „калентурой“ — так испанцы называют горячку… Ее причину приписывают вечернему воздуху или воздуху начала ночи, который они именуют la serena; в это время, по их убеждению, всякий, находящийся на открытом воздухе, определенно будет заражен и умрет, если только он не индеец или не является уроженцем этих мест. Наши люди, стоявшие в карауле, подвергались заражению воздухом, который в Сантьягу был все же гораздо более опасным и смертельным, чем во всех прочих местах».

В общей сложности из-за болезней в Картахене умерло не меньше сотни участников экспедиции. Случались и боевые потери. Так, однажды часовой, дежуривший на колокольне, заметил в море несколько малых барков и лодок, приближавшихся к входу в лагуну. Капитаны Том Мун и Вэрни вместе с Джоном Грантом, шкипером «Тайгера», и некоторыми другими моряками тут же взяли несколько пинасов, решив перехватить незнакомцев до того, как они смогут приблизиться к берегу. Действовать нужно было быстро, чтобы сбежавшие из города жители или солдаты не успели предупредить команды барок и лодок об опасности. «И все же это случилось, несмотря на все попытки наших людей воспрепятствовать этому, — сокрушается Биггс. — Ибо испанские лодки, обнаружив наши пинасы, направлявшиеся к ним, выбросились на берег, а их команды сразу же укрылись в густом кустарнике на суше среди тех, кто подавал им оттуда сигналы. Наши люди, не произведя должного осмотра тех мест и не заметив ни одного испанца, немедленно взяли на абордаж испанские барки и лодки, но в то время, когда они находились на них совершенно открыто, отряд испанцев произвел по ним залп из кустов. Этим залпом были сражены капитан Вэрни, умерший мгновенно, и капитан Мун, который скончался спустя несколько дней, не считая четырех или пяти других, получивших ранения. С тем наши люди вернулись несолоно хлебавши, поскольку не имели с собой достаточно солдат, чтобы сражаться на суше…»