— Это был самый ужасный день, — прошептала она.

— Вероятно, потому, что вы тосковали по мне, — заметил онтак язвительно, что плечи Уитни затряслись от подавленного смеха.

— Тосковала по вам? — неверяще хихикнула она. — Да я срадостью вонзила бы вам кинжал в сердце!

— Но тогда мой призрак преследовал бы вас до могилы, —угрожающе пообещал он.

— И это единственная причина, почему вы еще живы, — поясниладевушка.

И тут веселый смешок почему-то закончился сдавленнымирыданиями, и по щекам потекли слезы.

Клейтон нежно обнял ее за плечи, предлагая безмолвноеутешение, и Уитни приняла его. Повернувшись к нему, она уткнулась лицом в егофрак цвета голубиного крыла и выплакала свои беды и неудачи в объятияхчеловека, ставшего их причиной. Наконец соленый поток иссяк, но Уитни неспешила отстраниться и крепче припала щекой к теплой, мускулистой, надежнойгруди.

— Чувствуете себя получше? — пробормотал он. Уитни покорнокивнула и, взяв протянутый платок, вытерла глаза.

— Последний раз я плакала, когда мне было двенадцать лет, нос тех пор, как вернулась домой, только и делаю, что рыдаю. — Подняв голову, онанеожиданно заметила в его глазах нечто вроде мучительного сожаления, и тихосказала:

— Могу я спросить у вас кое-что?

— Все, что угодно.

— Все, что в ваших силах и в пределах разумного, конечно, —напомнила Уитни, всхлипывая и улыбаясь одновременно.

Не отвечая на беззлобный укол, Клейтон лишь наклонил голову.

— Что заставило вас пойти на эту… эту выходку в духесредневековья? — спросила она спокойно, без всякой запальчивости. — Чтовынудило вас обратиться к моему отцу, не поговорив со мной, едва зная меня?

И хотя его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, Уитнипочувствовала, как напряглись его мышцы, и торопливо объяснила:

— Я только пытаюсь понять ход ваших мыслей. Мы не слишкомполадили на маскараде у Арманов. Я посмеялась над вашим титулом и отвергла вашиухаживания, однако вы решили, что желаете жениться именно на мне. и ни на комдругом. Почему?

— А что вы думаете по этому поводу?

— Не знаю. Ни один мужчина не делает предложения женщинелишь затем, чтобы мучить ее и разрушить жизнь, поэтому у вас должна быть другаяпричина.

Несмотря на то, что слова Уитни звучали несколькооскорбительно, Клейтон улыбнулся, поскольку пребывал в прекрасном расположениидуха: Уитни позволила ему держать ее в объятиях.

— Не можете же вы осуждать меня за то, что я хочу вас, впротивном случае вам пришлось бы проклинать всех мужчин. Я признаю, что бракипо расчету отдают средневековьем, но они приняты в лучших семьях Европы. Таковобычай!

— В вашей семье, вероятно, — вздохнула Уитни, — но не вмоей. И не могу поверить, будто в подобных браках не существует ни малейшегошанса на то, что супруги в конце концов не начинают испытывать друг к другукакое-то подобие нежного чувства и даже, вероятно, нечто вроде любви.

— Но можете ли вы поклясться, что никогда не испытывали комне симпатии? — мягко настаивал он. — Даже против воли?

В голосе не слышалось ни вызова, ни издевательских ноток,провоцирующих на спор, и неизменное чувство справедливости помешало Уитниответить резкостью. Неловко пожав плечами, она отвела глаза:

— Иногда.

— Но всегда против воли? — шутливо осведомился Клейтон.

Уитни, сама того не желая, улыбнулась.

— Против воли и всех доводов рассудка. Взгляд Клейтонапотеплел, и Уитни поспешила сменить тему:

— Вы обещали объяснить, почему хотите жениться на мне.

— Откуда мне было знать, что вы станете презирать меня ссамой первой встречи? — возразил он.

— Клейтон! — взорвалась Уитни, но тут же замерла отудивления при звуках собственного голоса, назвавшего герцога по имени, ипоспешно исправила ошибку:

— Милорд герцог…

— Мне больше понравилось другое обращение.

— Милорд герцог, — упрямо повторила девушка, поняв, чтохрупкий момент перемирия вот-вот грозит закончиться, — не стоит отвечать на мойвопрос вопросом. Почему, во имя Господа, вам взбрело в голову явиться сюда исделать мне предложение? — Осознав наконец, что он прижимает ее к себе, Уитни поспешноотпрянула. — Только не трудитесь уверять, что влюбились в меня с первоговзгляда!

— Я и не собирался, — покладисто согласился Клейтон. — Каквы сами сказали, в то время мы почти не были знакомы.

Уитни повернулась спиной к нему, не в силах понять, почемуего ответ причинил ей такую боль.

— Чудесно, — с горечью пробормотала она. — Теперь между намивсе абсолютно ясно. Вы встретили меня раза два и, ничего не зная обо мне,приехали в Англию и приобрели себе невесту у моего алчного, оставшегося без грошаотца, который сумел выторговать кругленькую сумму, а потом послал за мной,чтобы вручить вам покупку!

Она резко повернулась, горя нетерпением ринуться в битву, ноКлейтон молча смотрел на нее, непроницаемо-хладнокровный, невозмутимый,отказываясь поднять брошенную перчатку.

Рассерженная Уитни в отчаянии рухнула на стул и подняланесколько карт.

— Это солитер, — объявила она, вновь начиная игру. —Последняя мода во Франции, но предназначается лишь для одного человека.

Клейтон внимательно присмотрелся к разложенным картам.

— Кажется, миледи, на этом этапе потребуется двое.

Наклонившись, он сделал четыре хода, которые просмотрелаУитни, потому что Катберт постоянно заглядывал через плечо, мешая думать.

— Спасибо, — поблагодарила Уитни, — но я предпочла бы игратьодна.

Клейтон направился к двери, и Уитни облегченно вздохнула,решив, что он наконец уходит. Но вместо этого он подозвал слугу и что-то тихосказал. Минуту спустя герцог вернулся и поставил на стол красивую резнуюшкатулку из розового дерева, принадлежавшую ее отцу. Откинув крышку, он вынулоттуда стопку деревянных фишек, похожих на те, которыми пользовались дядяЭдвард и его друзья, когда садились играть в карты на деньги.

Дрожь возбуждения прошла по телу Уитни. Неужели Клейтоннамеревается научить и ее этому запретному занятию? Совершенно шокирующая,скандальная мысль… но при этом настолько интригующая, что Уитни и не подумалапротестовать. Клейтон сбросил фрак, небрежно швырнул его на письменный стол и,усевшись напротив Уитни, расстегнул серый жилет, а потом откинулся на спинкукресла и кивком показал на колоду карт: