– Вы поговорили с Олей? – спросилая, стараясь переварить услышанное.

Мы с Катюшей всегда наивно считали, что Ольгасчастливо живет с Геной. Вернее, не так, счастливой Белкина при ее характере небудет никогда, но ее брак казался вполне стабильным, а жалобы на безденежье иневнимательность мужа ритуальными.

– Нет, – буркнул Роман.

– Почему?

– Она словно под землюпровалилась, – пояснил Оболенский. – Хотел соединиться с ней сразу,после беседы с Натой, вышел во двор, а мне звонок: Соня почувствовала себяплохо, ее забирают в больницу. Естественно, я рванул в клинику, выбросив из умавсех, кроме жены и будущего ребенка!

Внезапно мне в голову ударила неожиданнаямысль. Ребенок! Вот она, разгадка. Наверное, Роман решил отнять у Оли младенца,нанял киллершу, та напала на Белкину, схватила Гену и доставила его отцу. Сженой Роман, небось, договорился. Если сейчас он скажет мне, что у негородилась двойня, то я права. Один из парочки – Гена.

– У вас ведь появились дети? –быстро спросила я.

– Да, – улыбнулся Оболенский, –только почему вы говорите во множественном числе? У нас девочка, назвали Женей.

– А мальчика? Мальчика нету? –настаивала я.

– Не получился, – развел рукамиРоман, – может, в следующий раз, если бог даст, сынишку родим.

Я сунула в рот чаинки, оставшиеся на днечашки, и стала жевать листочки. Да, версия лопнула, не успев появиться на свет.И потом, Роман же говорил сегодня со мной по телефону как с Ольгой. Нужно бытьгениальным актером, чтобы так правдиво сыграть негодование, злость и гнев, ведьон не знал, что трубку взял посторонний человек. Нет, увы, снова тупик. Романтут ни при чем.

– Значит, с Белкиной вы не общались?

– Едва Соне стало лучше, я начал звонитьОльге. Только телефон постоянно твердил: «Абонент недоступен», – пояснилРоман, – каждый день я набирал и одно и то же слышал. Уже подумал было,что она номер сменила, и вдруг: «Алло». Ну и понесло меня по кочкам. Так золбыл, что не понял, с кем разговариваю, услышал женский голос и завелся!

– Насколько я помню, вы были очень грубы.

– И что?

– Да так. Денег не обещали, непослушались Нату.

– Мой опыт подсказывает, что шантажистникогда не успокаивается, – рявкнул Роман, – только дай копейку,через неделю затребует рубль. Нечего на меня так смотреть! Можете считать менячудовищем, но смерть Ольги принесла мне одно облегчение, никакой скорби илигоря я не испытываю! Да!

Я молча слушала Оболенского. Нет, похоже, он кисчезновению Гены и нападению на Олю не имеет никакого отношения. В противномслучае начал бы сейчас плакать, причитать и говорить о своих нежных чувствах кБелкиной.

– И судьба ребенка вамбезразлична? – решила я окончательно удостовериться в своихпредположениях.

– Абсолютно! – отчеканилРоман. – Сейчас я стопроцентно уверен: он не мой сын.

– А если все же?

– Нет. У ребенка есть отец, пусть он егои воспитывает. Слава богу, кошмар закончен, могу больше не бояться заСоню, – откровенно обрадовался Оболенский.

Я вынула блокнот.

– Дайте мне телефон Наты.

– Пишите, – воскликнулОболенский, – она вчера как раз вернулась из Германии.

Я молча достала блокнот. Похоже, Романобрадовался сверх меры и расслабился, вон, даже не стал интересоваться, зачеммне Ната.

Домой я приехала совсем поздно, но Катя еще неспала.

– Можно? – всунула я голову в еекомнату.

– Входи, – улыбнулась Катюша.

– Ты ведь давно знакома с Белкиной?

– Всю жизнь, – ответилаКатюня, – а что?

– Нату знаешь?

– Кого?

– У Белкиной имелась подруга, Ната!

Катюша нахмурилась.

– В первый раз слышу, что у нее былиблизкие люди, кроме нас. Ты ничего не путаешь?

– Вроде нет. С Натой Оля училась в одномклассе.

Катя вздохнула.

– Ну, про школу ее я ничего не помню, мыпосещали разные учебные заведения. Но, насколько знаю, Белкина тесно ни с кемне общалась. Ты ведь в курсе, какой она тяжелый человек. Только я у нее и былав юности, да и то… Ладно!

– Нет уж! Раз начала, так говори!

Катя села в кровати и поплотнее закуталась водеяло.

– Дело давнее, вспоминать неохота.

– Связано с Белкиной?

– Ага.

– Тогда рассказывай.

– Но зачем? – вяло сопротивляласьподруга.

– Надо.

Катюша тяжело вздохнула.

– Наши отношения с Олей былиспорадическими. В детстве мы одно время дружили, потом в школе дорогиразошлись, позднее снова начали общаться, а на четвертом курсе разбежались, и,казалось, надолго. Белкина редко заходила в гости, а мне тоже недосуг было, даеще Сережка родился. Ты что-нибудь про его отца знаешь?

– Нет. Ты не рассказывала.

– Ага, – кивнула Катя, – Сережасын профессора Шиманского, моего преподавателя. Знаешь, студентки частеньковлюбляются в педагогов. Свои однокурсники кажутся им дураками, глупымимальчишками, а тут появляется зрелый мужчина с благородной сединой, умный,обеспеченный. Вот и я попалась на крючок. Мы с Шиманским два года прожили,потом Сережка родился. Мой муж был категорически против беременности, а яродила. На том мы с ним и расстались. Шиманский, правда, денег давал и вообщепервое время вел себя интеллигентно. На Сережку смотреть не хотел, знакомитьсяс ним не собирался, но обеспечивал сына.

Только потом ручеек купюр вдруг иссяк. Катя,преодолев гордость, позвонила бывшему и напомнила:

– Сегодня десятое число.

– И что? – возмутился профессор.

– Вроде ты первого нам деньги всегдаприсылаешь!

И тут из Шиманского полились такие речи, чтоКатюша оторопела. Ну кто мог заподозрить профессора в столь виртуозном владенииненормативной лексикой! Если опустить все неприятные словесные обороты, то сутьвысказываний преподавателя сводилась к очень простым мыслям. Денег он Катеболее никогда не даст, общаться с бывшей женой не желает.