Ната чихнула, вытерла нос рукавом хламиды испросила:

– Почему?

– Оля ни разу о вас не рассказывала.

– Значит, невыгодно было. Оля всегдаделала лишь то, что могло принести дивиденды только ей, любимой. А я ничего неслышала о вас. Пребывала в полной уверенности, что являюсь единственным близкимдля Ольги человеком. Впрочем, неудивительно. Это ее всегдашняя тактика. Одномунаплести, что она несчастная, получить то, что хочется, и к другомуотправиться, там ту же песню споет и снова кусочек откусит.

– Белкина не была такой подлой! Занудойда, но столь гадкой, как вы говорите, нет! – воскликнула я.

Ната скривилась, вытащила сигареты и, непредлагая мне закурить, спросила:

– Вы что о ней знаете?

– Только самые общие сведения. Былазамужем, довольно долгое время не имела детей, потом Гена погиб, а она…

– Что? – подскочила Ната. – Ктопогиб?

– Супруг Белкиной, Геннадий.

Ната с такой яростью стала гасить в пепельницесигарету, что превратила последнюю в бесформенные куски.

– Так он умер?

– Да.

– Инфаркт?

– Нет, автомобильная катастрофа, надороге Лапин – Москва, Гена свалился в реку и утонул. Ольга страшноразнервничалась, спустя некоторое время родила мальчика, ну дальнейшее вызнаете.

– Вот оно что, – протянулаНата, – я ведь в Германии была, оборудование для фирмы закупала, сБелкиной последний раз говорила… э… дай бог памяти, незадолго до отъезда. Мразьона была, уж извините, конечно, о покойных плохо не говорят, да только хорошегоо ней не скажу.

– Предполагаете, кто мог похитить ееребенка?

Ната снова схватилась за сигареты.

– Ну… Небось та, которая отомститьзахотела.

– За что?

Ната прищурилась.

– Знаете, чем Ольга занималась по жизни?

– Преподавала.

– Ерунда, – скривилась Ната, –два часа в неделю в заштатном вузе за две копейки. Разве это служба? Что,по-вашему, Ольга день-деньской делала? Что было для нее главным?

– Не знаю, – растерянно ответила я.

Ната хмуро усмехнулась.

– Отвечу. Главным для нее было житьхорошо, с комфортом, жить только ради себя, любимой, многих она обидела и незаметила. Дома вы у нее бывали?

– Нет, – снова растерянно ответилая.

– Почему же? Вроде родственница.

– Ну, – окончательно растеряласья, – во-первых, некогда, а во-вторых, она сама приезжала.

– Когда?

– Вы спрашиваете о частоте визитов?

– Да нет. Когда она являлась? Повод какимбыл? Голову на отсечение даю, просто так не приезжала.

– Вот здесь вы ошибаетесь, – покачалая головой, – прибегала пожаловаться, чаю попить, языком потрясти. Ну зачеммы к подружкам ходим!

Ната молча встала, вытряхнула окурки впомойное ведро, потом села, повертела в руках то, что осталось от пачкисигарет, и решительно ответила:

– У меня подруг нет, потому что,пообщавшись с Белкиной, я четко поняла – лучше не рисковать.

– Вы о чем?

Ната кашлянула, помолчала, потом, принявкакое-то, похоже, непростое для себя решение, сказала:

– Ладно, расскажу кое-что, уж не знаю,поможет ли это в ваших поисках, да вдруг увидите профессиональным взглядом вмоих словах некую зацепку. Бог весть ведь для чего мальчика похитили, говорят,деток иногда на органы разбирают.

Я вздрогнула.

– Говорите скорей.

– Конечно, я выдам сейчас чужуютайну, – протянула Ната, – но ведь Ольга умерла, муж ее тоже… Кстати!А что же будет с несчастным младенцем, если вы его найдете? Родителей-то егонет в живых.

– Усыновим, – рявкнула я, –рассказывай скорей, не тяни, дорога каждая минута. Вдруг мальчику и впрямьугрожает опасность.

– Спокойно, – подняла руку вверхНата и начала повествование.

Оля и Ната познакомились в первом классе, ихпосадили за одну парту. Соседка Нате понравилась, Белкина была тихой, скромнойдевочкой, никогда не проявлявшей никакой агрессии. Остальные одноклассникисамозабвенно делили территорию парты, чертили границу, ревниво следя за тем,чтобы чужой локоть не вторгся в их владения.

Белкина никогда ничем подобным не занималась.Еще она была нежадной и охотно делилась с Натой карандашами, ластиками, чистымитетрадями и другой ерундой. Если отличница Ната вдруг забывала сделать уроки ипо закону подлости именно в этот день ее вызывали к доске, Белкина быстрораскрывала учебник и начинала подсказывать. Ната же охотно предоставлялаподруге для списывания тетради. В общем, они могли стать не разлей вода, еслибы не привычка Оли рыдать и жаловаться по каждому поводу.

В уныние Белкина могла впасть из-за любойерунды. Ну, допустим, шла утром в школу и забрызгала чулки. Любая школьница,случись с ней столь малозначительный конфуз, побежала бы в туалет и постараласьбы смыть пятна. Любая, но не Белкина.

Оля вытягивала испачканную ногу и начиналаныть:

– Вот! Испортила колготки!

– Ерунда, – отвечала Ната, –отстирается.

– Нет, пятна останутся.

– Эка печаль, купишь новые.

– Ага! А сейчас как?

– Замой в туалете.

– Не смогу.

– Почему?

– Неудобно, ноги мокрые станут.

– Ходи в грязных!

– А-а-а! Смеяться начнут, – рыдалаБелкина, – вон Иванов уже пальцем тычет.

– Убери конечности под парту, он и перестанет, –справедливо предлагала Ната.

– Хорошо тебе, в чистых сидишь!

– Пошли в сортир, – рявкалаНата, – сама с тебя грязь смою.

Но если вы думаете, что, получив приведенные впорядок колготки, Ольга успокаивалась, то ошибаетесь, начинался новый раундстенаний.

– Мокро, – причитала Белкина.

– Зато чистые.

– Холодно.

– Сейчас пройдет.