— Ест мало, послушный…

— Знает французский язык, служил важному господину…

— Кривой на один глаз, булочник, отдам дёшево…

— Домашняя прислуга, хороша в постели. С ребёнком…

Обеденное солнце, несмотря на прохладный ветерок, припекая тёмную ткань накидки, жгло шею и щёки. От тошнотворного запаха прелой кожи и едкого пота, источаемого немытыми телами, у пфальцграфини кружилась голова. Чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Уже жалела, что согласилась на предложение Эриха купить рабынь.

— Хочу уйти отсюда, — приостановившись, потирая шею, потянула Уца назад, заметив среди покупателей немногочисленных женщин.

— Тебе же нужна кухарка и помощница? — возразил он, бегло просматривая ряды рабов. — Каких хочешь — постарше или молодых?

— На ваш выбор, герр Корбл, — решила довериться ему. — Только чтобы мы понимали друг друга.

Следовала за ним от помоста к помосту, прислушиваясь, как он торгуется, разглядывая рабынь, оценивая их «качество», не доверяя работорговцу, смягчающему недостатки и скрывающему увечья своих подопечных, готовый на всё ради наживы.

Наташа отвернулась, ступив за спину Руди, когда увидела, как рядом продают молодую женщину. Перед похотливым взглядом грузного и потного покупателя ей открыли рот, демонстрируя зубы, ощупали обнажённые груди, огладили живот и ягодицы.

— Погоди-ка, — отвлёкся Уц от разговора с очередным торгашом, переключив внимание на спешащих людей.

— Рус, рус! — неслось со всех сторон.

Громкий гул голосов и толчея у ближайшего настила привлекли не только покупателей, но и зевак. Желание поглазеть на редкий товар собрало большую взволнованную толпу.

Девушка вздрогнула. Тело покрылось холодной испариной.

— Рус? — переспросила она, беспомощно уставившись на Гоблина. — Русич? — Рванулась в сторону сборища.

Руди успел ухватить её за руку:

— Хозяйка, не нужно вам туда.

— Я только взгляну. — Брошенного на кузнеца тяжёлого взора хватило, чтобы он отпустил её.

Корбл, едва поспевая за женщиной, проталкивающейся сквозь плотный заслон человеческих тел, натолкнулся на неё, когда она, вдруг остановившись, вынырнула прямиком напротив места торга. Надвинув ей на глаза капюшон, оторопел:

— О…

На помосте на коленях, со связанными руками и кожаным ошейником, склонив голову, стоял мужчина. Влажные волнистые волосы падали на его лицо. Под мокрой рубахой, прилипшей к телу, бугрились мышцы. Белокожий, могучего сложения, раб не выглядел измождённым.

Торговля шла бойко. Горящие взоры торгующихся, перекрикивающих друг друга и выбрасывающие перед собой кулаки с растопыренными пальцами, показывали повышенный интерес к товару. В многоголосом шуме слышался довольный дребезжащий от волнения голос продавца, успевающего отвечать на вопросы:

— Рус, рус… — кивал, как китайский болванчик. — Силён, как вол… Сами видите. Хоть в каменоломню, хоть в поле, хоть в рудник… Зубы? Рост?

Не церемонясь, дёрнул за конец верёвки, привязанной к ошейнику и, ухватившись за волосы невольника, вывернул его голову.

Наташа обмерла, чувствуя подступающую тошноту. Яробор? Снова плен? Она-то считала, что он уже давно дома, в кругу семьи, женился. Отступила чуть в сторону, упершись в чью-то спину, пытаясь рассмотреть его тщательнее. Пока торгаш, перехватив раба за шею, раздвигая грязными пальцами губы, демонстрировал его сцепленные крепкие белые зубы, она увидела, что хотела. Мочка левого уха была на месте, уродливый шрам на шее отсутствовал. С облегчением выдохнула: не Яробор. Но она готова была поклясться, что это он! Пусть со щетиной на лице и разбитой опухшей губой, но этот мужчина, как две капли, походил на него. Брат? Родственник? Просто похож? Торговец потянул раба вверх, поднимая. Тот повёл покатыми плечами, отказываясь. На помост вскочил крепкий охранник, мало уступающий пленному в росте. Рванув того на себя, вздёрнул на ноги, удерживая. Шатающийся раб выглядел странно. Соловый рассеянный взор светлых глаз, вялые замедленные движения. Продавец, разорвав на нём ветхую рубаху, демонстрировал его мышцы, хлопая ладонью по плечам и груди, поглаживая икры и бёдра.

— Опоили, — хмыкнул Корбл. — Перестарались. Боятся его. Непростой раб. Воин. Идём, Лэвари. Нам здесь делать нечего.

— Я хочу купить его, — неожиданно для себя выпалила она, рассматривая грудь пленника со следами старых шрамов.

— Зачем он тебе? Такой работать не будет, — отмахнулся, поворачиваясь спиной, намереваясь уйти.

— Герр Уц, мне грех замолить нужно! — крикнула Наташа ему в спину.

Корбл остановился, внимательно глядя на неё.

— Не понимаю тебя.

— Возможно, по моей вине погиб похожий на него раб, русич, который спас мне жизнь. Я должна спасти этого.

— Как это? — удивлённо вскинул брови. — Это он что ли, погибший?

— Нет же, — не знала, как объяснить свой внезапный порыв. — Похож на того.

— Похож? — герр Уц пребывал в замешательстве. — И что с того, что похож?

— Ну…

— Погоди, — подошёл к ней вплотную. — Зачем ты поехала со мной? Тебе нужны работницы или нет?

— Да, но здесь другое…

— Лэвари, — тон мужчины стал назидательным и твёрдым, — я думал, ты хозяйственная. Думал, что знаешь счёт деньгам. Думал, что не такая как моя младшая сестра Элли.

— Я же сказала, грех…

— Погоди, — он огляделся по сторонам, — мы вроде не в церкви. Или ты видишь здесь алтарь, образа… — Всматривался в Наташу: — Ты убила кого?

— Нет! — встрепенулась та.

— Ну, на нет и суда нет, — резко развернулся и бросил властно: — Пошли.

— Я его куплю! — крикнула пфальцграфиня, слыша прерывистое дыхание Руди за своей спиной, чувствуя, что он тоже на стороне управляющего. Покосившись на него, отметила прищуренный взор и подрагивающие крылья носа. Кузнец принюхивался к накалённому страстями воздуху.

В который раз остановившийся Корбл повернулся к ней, глубоко вздохнул и спокойно ровно произнёс:

— Послушай, Лэвари, я никоим образом не могу тебе запретить что-либо. Ты это прекрасно знаешь. Но я не стану помогать тебе совершить явную глупость.

— Мне… — девушка запнулась, — мне это очень нужно, — прошептала тихо, просительно, вдруг поняв, что, конечно же, Гоблин прав. Рассказать ему, что связывало её с пропавшим Яробором она не могла. — Пожалуйста, помогите мне. И не спрашивайте, почему.

Между ними повисло долгое неуютное молчание.

А толпа галдела, раздавались крики торговцев, возгласы покупателей, смех зевак и лай обезумевших от окружающей суеты дворняг.

Герр Уц смотрел на свою собеседницу, хмурил кустистые брови, жевал губами тяжёлый воздух и думал. Неожиданно резко и нервно махнул наотмашь: