Агаша, естественно, тоже обожала наблюдать семейные трапезы,однако с Борисом IV у нее были в последнее время большие огорчения.Отворачивается от своих любимейших пирожков со смешанной начинкой, да итоварищу не дает попробовать. Истинное получается кощунство, прости меня,Господи! Не в силах совладать со своими руками, она то и дело подталкивала кмальчикам блюдо с пирожками и тоже, конечно, не подозревала, что последний развот так подталкивает к любимому Бабочке (так она называла IV в отличие от БорюшкиIII) румяный, с мясом и грибами, соблазн.

* * *

Между тем «идеальные мальчики» собирались сегодня оставитьшколу и родительские дома и перебраться в казармы сверхсекретного училищаГлавразведуправления Красной Армии, где их уже ждали. Все приготовления держались,конечно, в тайне, иначе домочадцы поднимут такой хай, что дойдет и до самогомаршала, и тот тогда мгновенно все предприятие поломает.

* * *

– Вот так, мальчики, надо уметь читать газеты, –повторил дед Бо, свернул свою «Правду» и встал из-за стола. – Увидите, недалее как через месяц Сталин встретится с Черчиллем и Рузвельтом, и тогдаокончательно определится дата открытия второго фронта!

Дед уехал, а вскоре стали собираться и ребята. На прощаньеБорис поцеловал бабушку и няню. Обе просияли – нечастый подарок!

Ребята прошли с полкилометра по дороге к трамваю, а потомсвернули и вернулись к забору дачи со стороны леса. Здесь под стеной сараяприпрятан был гибкий спортивный шест. Бросили жребий – кому прыгать? Выпало Борьке.Он разбежался и махнул через забор. Прыжок оказался эффективным, но техническидалеким от совершенства. Надо еще много работать. Борька открыл двери сарая ивытащил изнутри два заранее подготовленных рюкзака с личными вещамидобровольцев. Перебросил их через забор. Потом перелез сам. С внутреннейстороны можно было обойтись без шеста. С внешней, впрочем, тоже.

В трамвае они обсуждали перспективы открытия второго фронта.

– Если бы вы были Эйзенхауэром, где бы предпочливысаживаться? – спросил Борис IV Александра Шереметьева.

– Конечно, в Нормандии, – ответил Александр. –Силам вторжения там придется пересечь всего лишь узкий пролив Ла-Манш, и всебазы в Англии будут под рукой.

– Да, но там их встретят мощные укрепления Атлантическоговала, – возразил Борис. – Немцы уже два года готовятся к отражениюименно там, в Нормандии. На месте Эйзенхауэра я выбрал бы неожиданный вариант ивысадился бы в Дании. Побережье практически не защищено, земля плоская,население дружественное, прямой путь для марша на Берлин!

– Это интересно! – с жаром, с нажимом воскликнулАлександр, так что пассажиры в трамвае обернулись. – Дайте подумать!

Он думал весь остаток пути до центра и потом, уже наподходах к школе, что располагалась в районе площади Маяковского, все продолжалдумать. Только уже у ворот вдруг бурно атаковал друга фиктивными боксерскимиприемами, восклицая:

– Нет, вы не правы, вы не правы, Борис Четвеpтый Градов!

Их 175-я школа была, очевидно, самой уникальной в Москве:здесь учились дети высших членов правительства и генералитета. Учителя тут былипредельно запуганы, перед учениками робели, однако во время перемены вкоридорах можно было услышать шепотки: «Микоян сбежал с урока! Прямо не знаю,что делать с Буденной. Ну, знаете ли, вчера Молотова отличилась...» Кроме такойвот «аристократии» были тут, конечно, и простые ученики. К ним-то как раз иотносился Александр Шереметьев.

Ребята вошли в школьный двор, когда там мельтешиламалышовка, начальные классы. Не разбирая происхождений, мелюзга носилась другза другом, наслаждаясь первой переменкой. Среди этого кишения прогуливалисьтакже несколько старшеклассников, в том числе сумрачная сутуловатая девочка вклетчатом пальто. Она ни с кем не разговаривала и только похлопывала себя потолстым коленкам вполне простецким ученическим портфелем. Это была не кто иная,как Светка, дочь Верховного главнокомандующего, как называли Сталина Борис иАлександр. В отдалении, не спуская со Светки глаз, пнем стоял еесопровождающий, лейтенант из кремлевской охраны.

Оставив свои рюкзаки в раздевалке спортзала, друзьянаправились к завучу. Предстояла самая серьезная часть операции – извлечениешкольных табелей для представления в тайное училище. Заведению этому, похоже,было плевать на излишние формальности, требовались просто молодые здоровыепарни для обучения диверсионной работе в тылу врага, однако даже и там надобыло представить школьные табели с отметками по всем предметам.

Борис и Александр загодя уже говорили с завучем, старымпочтенным лосем, обычно проходившим через школьные помещения медлительно иосторожно, так, как его сородичи передвигаются по лесу. Ребята навели тень наплетень, запутали все направления, сказав, что собираются после полученияаттестатов зрелости поступать в сверхсекретную школу ВМС во Владивостоке, атуда нужно уже сейчас послать заявление и табель в придачу. Мой отец, добавилБорис IV, все это держит под контролем. Скорее всего, этого достаточно, думалиребята, но если вдруг возникнут подозрения, что ж, ничего не останется, какзапугать лесного великана жестким физическим воздействием.

К счастью, антигуманные действия не понадобились: табели ужебыли приготовлены и выданы без лишних расспросов. То ли авторитет маршалаГрадова подавил все подозрения, то ли старый лось полностью доверял своимкруглым отличникам.

Счастливые, ребята выскочили из школы и вдруг сразу жеприуныли. «Самая серьезная часть операции» показалась им сущим пустяком передтем, что еще предстояло. Они шли по улице Горького, смотрели на женщин, стоящихв очередях, выходящих из магазинов со своими жалкими покупками, на теток,подметающих мостовые, на теток-милиционеров и думали о том, что через несколькочасов они окончательно уйдут из этого женского мира в мир мужчин, но прежде имнадо попрощаться (по телефону, конечно, чтобы не сорвалась вся операция) сосвоими главными женщинами: маршальшей Градовой и бухгалтершей Шереметьевой.

В зале Центрального телеграфа, отстояв очередь, ребятавлезли в соседние телефонные будки.

– Что случилось?! – услышав голос Бориса, тут жезакричала Вероника неприятным, «утренним» голосом.

Борис мгновенно покрылся горячим потом. Ему захотелось тутже бросить трубку, пустить все на самотек, только лишь не вести этотневыносимый разговор, однако усвоенные им в ходе самоподготовки принципыговорили, что он не может увиливать и что как «человек прямого действия» ондолжен преодолевать все встречающиеся на пути преграды.

– Ничего особенного не случилось, – твердо сказалон. – Пожалуйста, не беспокойся, мама. Просто я уезжаю. Ненадолго.

– Куда уезжаешь?! – еще пуще завопила Вероника.