ней, пропуская все остальное, пока не наткнулась на фотографию

девушки, стоящей рядом с мужчиной. Он, судя по виду, был много

ее старше. Может, у меня просто разыгралась фантазия, но мне

показалось, что лицо у нее заплаканное.

Сегодня Кэтрин наконец-то вышла замуж за Эмиля де Монпезата

Свендвейского. Всю дорогу в церковь она рыдала, пока я не донес

до нее, что, если она не возьмет себя в руки, ей же будет хуже. Ее

мать не слишком рада этому браку, да и Спенсер, подозреваю,

тоже расстроился, поняв, что его сестра вовсе не горела

желанием принимать в этом участие. Впрочем, Спенсер — умный

мальчик. Думаю, он быстро подчинится, как только увидит все

возможности, что появились у него благодаря мне. А Деймон так

и вовсе всецело меня поддерживает; жаль, что нельзя выделить

то вещество, которое за это отвечает, и впрыснуть его всему

населению. Должен сказать, молодежь меня порадовала. Это

благодаря поддержке поколения Спенсера и Деймона я сейчас там,

где я есть. Их энтузиазм ничем не поколебать, и все остальные

прислушиваются к ним куда охотнее, чем к дряхлым старикам,

которые твердят, что мы пошли по неверному пути. Интересно,

есть ли ка- кой-нибудь способ заставить их умолкнуть навсегда

так, чтобы не замарать свое имя?

247 ■'со

КИР А КА С С

В любом случае коронация назначена на завтра. Теперь, когда

Свендвей заручился могущественным союзником в лице

Североамериканского союза, я могу получить то, чего хочу:

корону. Думаю, это справедливая сделка. Зачем ограничиваться

должностью президента Иллеа, если я могу стать королем

Иллеа? Благодаря браку своей дочери я обеспечил себе место среди

монарших особ.

Все так, как оно должно быть. После завтрашнего дня возврата к

прошлому уже не будет.

Он продал ее. Этот мерзавец продал собственную дочь человеку,

которого она ненавидела, чтобы получить возможность иметь все,

чего ему хотелось.

Первым моим побуждением было захлопнуть книгу, отгородиться

от этой гадости. Но я заставила себя продолжить листать ее,

случайным образом пробегая глазами то один абзац, то другой. В

одном месте был набросан приблизительный план кастовой

системы. По замыслу Грегори Иллеа, изначально в нем должно

было быть шесть уровней, а не восемь. На другой странице он

планировал сменить людям фамилии, чтобы отрезать их от

прошлого. Из одной фразы ясно следовало, что он намеревался

наказать своих противников, присвоив им более низкий статус, и

вознаградить сторонников, напротив возвысив их.

Интересно, мои предки просто ничего ему не предложили или

выступили против всего этого? Я очень надеялась, что второе.

И какая у меня должна была быть фамилия? Может, папа знал?

Всю жизнь я жила с убеждением, что Грегори Иллеа был героем,

спасшим нашу страну, когда она балансировала на грани краха. А

на самом деле он оказался всего лишь властолюбивым чудовищем.

Кем надо быть, чтобы с такой готовностью манипулировать

людьми? Кем надо быть, чтобы использовать дочь как разменную

монету в своих интересах?

Теперь старые записи, прочитанные ранее, предстали в новом

свете. Он нигде не говорил, что хочет быть хорошим семьянином,

он желал лишь выглядеть таковым. Подлец готов был играть по

«-6s 248 ^

Э ЛИ ТА

правилам Уоллиса, пока это было ему на руку. Иллеа использовал

ровесников сына, чтобы получить поддержку. Он с самого начала

вел свою игру.

Меня затошнило. Я встала и принялась расхаживать по комнате,

пытаясь уложить все это в голове.

Как получилось, что вся эта история оказалась забыта? Почему

никто никогда не говорил о древних государствах? Куда

подевалась эта информация? Почему никто ничего не знает?

Я открыла глаза и запрокинула голову. Это казалось невероятным.

Должны же быть несогласные, которые рассказали бы своим

детям, как все обстояло на самом деле. Но, с другой стороны,

может, они и рассказывали. Я часто задавалась вопросом, почему

папа не разрешал рассказывать о древнем учебнике истории,

который он прятал у себя в комнате, почему известная мне версия

истории Иллеа никогда не существовала в печатном виде? Может,

потому, что, если бы появилось написанное на бумаге «Иллеа —

герой», люди просто взбунтовались бы. Если же все это

существовало исключительно в виде толков, когда все

представляли прошлое по-своему, как можно было сохранить

правду?

Интересно, Максон знал?

Внезапно я вспомнила одну вещь. Наш первый поцелуй с

Максоном. Он оказался для меня такой неожиданностью, что я

шарахнулась от него, к огромному смущению принца. Потом,

когда я поняла, что на самом деле хочу, чтобы Максон поцеловал

меня, я предложила стереть это воспоминание и заменить его

новым.

«Америка, я не думаю, что можно изменить историю», — сказал

он. На что я ответила: «Еще как можно. И потом, кто будет знать об

этом, кроме нас с тобой?»

С моей стороны это была шутка. Разумеется, если мы с ним

останемся вместе, то будем помнить эту историю, какой бы глупой

она ни была. Мы никогда не заменим ее на более эффектную

просто ради шоу.