пара — Селеста. Уж она-то обрадовалась бы возможности

прибрать к рукам всю страну.

—

Все, — сказала я решительно. — Ты хотел, чтобы я

приняла какое-то решение, и я его приняла. С меня хватит. Я по

горло сыта Отбором, я по горло сыта всем этим враньем, и я по

горло сыта тобой. Господи, как я могла быть такой дурой? Я

уезжаю.

—

Никуда ты не уезжаешь, — отрезал он. — Ты уедешь

тогда, когда я скажу. Ты просто сейчас расстроена.

Я вцепилась себе в волосы, как будто собиралась выдрать их с

корнем.

—

Да что с тобой такое? Что за иллюзии? С чего ты

решил, что я смирюсь с увиденным?! Я ненавижу эту девицу! А ты

целовался с ней. Я не желаю иметь с тобой больше ничего общего.

—

Боже правый, женщина, ты слова мне не даешь

вставить!

—

А что такого ты можешь сказать в свое оправдание?

Отправь меня домой. Я не желаю больше здесь оставаться.

Мы перебрасывались репликами с бешеной скоростью, и вдруг он

замолчал. Молчание было пугающим.

—

Нет.

Я пришла в ярость. Разве он сам не просил меня об этом?

—

Максон Шрив, ты просто ребенок, не желающий

выпускать из рук игрушку, которая ему не нужна, но допустить,

чтобы она досталась кому-то другому, он не может.

—

Понимаю, что ты злишься, но... — негромко за-

говорил Максон.

—

Злюсь — это еще очень слабо сказано! — Я от-

пихнула его.

Принц по-прежнему был спокоен.

—

Америка, не называй меня ребенком. И не смей

толкаться.

—

И что ты мне за это сделаешь? — Я снова пихнула

его.

Максон перехватил мои запястья и, заведя руки за спину,

обездвижил. В его глазах промелькнул гнев. Я была рада это

видеть. Хотелось, чтобы принц спровоцировал меня, дал мне повод

причинить ему боль. Я готова была разорвать его в клочки.

Но в нем не было ярости. Вместо нее я ощутила бурлящую теплую

энергию, которой так давно в нем не замечала. Наши лица

Э ЛИ ТА

разделяли считаные дюймы. Его взгляд был напряжен. Максон

словно гадал, какой прием встретит. А может, он и вовсе об этом не

заботился и мне это лишь привиделось. Несмотря на то что это

было неправильно, мне все равно хотелось этого. Мои губы сами

собой приоткрылись, прежде чем я успела понять, что происходит.

Я тряхнула головой, отгоняя наваждение, и отступила назад, к

балкону. Максон не стал меня удерживать. Я сделала несколько

вдохов-выдохов, чтобы успокоиться, прежде чем обратиться к

нему.

—

Ты отправишь меня домой? — спросила я тихо.

Максон покачал головой, то ли не в состоянии, то ли

не желая говорить.

Я сорвала с запястья подаренный им браслет и швырнула на пол.

—

Тогда уходи, — прошептала я.

Я отвернулась к балкону и стала смотреть за окно, дожидаясь,

когда хлопнет дверь. Он ушел, а я упала на пол и разрыдалась.

Они с Селестой — одного поля ягоды. Оба насквозь фальшивые. Я

не сомневалась, что Максон до конца жизни будет соловьем

разливаться перед народом, поддерживая в нем заблуждение по

поводу того, какой он распрекрасный, а сам в это же время примет

такие законы, что они никогда не смогут вырваться из своих оков.

Точно так же, как Грегори.

Я сидела на полу, поджав ноги под ночной сорочкой. Как бы зла я

ни была на Максона, еще сильнее я злилась на себя. Нужно было

сопротивляться яростней и сделать больше. А не сидеть здесь

живым воплощением поражения.

Утерев слезы, я успокоилась и оценила ситуацию. Я по горло сыта

Максоном, но по-прежнему нахожусь во дворце. И этим

состязанием тоже по горло сыта, но от меня ждали презентацию.

Возможно, Аспен и считал, что я сделана не из того теста, чтобы

быть принцессой, — и он был прав, — но зато он всегда в меня

верил. И мой отец тоже верил. И Николетта.

Теперь речь уже не шла о победе. Так разве можно уйти, не

хлопнув напоследок дверью?

Когда Сильвия поинтересовалась, что мне понадобится для

презентации, я попросила у нее небольшой столик для книг и

подставку для плаката, который я готовила. Плакат вызвал у нее

особенный восторг. Я была единственной из всех девушек, у кого

имелся настоящий опыт в рисовании.

Час за часом я переписывала речь на карточки, боясь хоть что-то

упустить, отмечала закладками нужные места в книгах, чтобы

обращаться к ним во время презентации, и репетировала перед

зеркалом те части, которые вызывали у меня наибольшие

опасения. О самой затее я старалась не задумываться, иначе меня

начинала бить дрожь.

Я попросила Энн сшить мне платье, которое выглядело бы

невинным, и она в ответ вскинула брови.

—

Вы так это говорите, как будто мы обычно от-

правляем вас на люди в нижнем белье, — поддразнила она.

Я прыснула:

—

Нет, я не это имела в виду. Вы ведь знаете, что я

обожаю все ваши платья. Просто я хочу, чтобы вид у меня был...

ангельский.

Она улыбнулась, что-то прикидывая в уме:

—

Считаю, мы сможем что-нибудь придумать.

260