в событиях 1917 года, но главное в книге — это раскрытие «штрейкбрехерской роли» Каменева и Зиновьева перед Октябрем и их оппозиции Ленину по вопросу однопартийного правительства.

Троцкий попытался еще раз мобилизовать капитал своего прошлого, дабы скомпрометировать и «раздеть», как выразился на XIV съезде Микоян, тех, кто, как он считал, были главными его противниками, помешавшими ему занять место Ленина в 1923 году. Но и на этот раз он столкнулся с единым фронтом Сталина, Зиновьева и Каменева, поддержанных правыми.

Январский пленум ЦК и ЦКК 1925 года снова занялся Троцким и его резолюция перечисляет все расхождения Троцкого с Лениным, начиная с Бреста, как бы беря исторический реванш за обвинения, брошенные Троцким Каменеву и Зиновьеву[342].

Сталин поддерживает еще и защищает Зиновьева и Каменева, однако, боясь слишком большого их усиления, не соглашается с требованием Зиновьева после появления «Уроков Октября» об исключении Троцкого из партии или хотя бы о выводе его из ЦК.

Несмотря на то, что Троцкому приписывается резолюцией пленума «попытка подменить ленинизм троцкизмом», этот «ревизионист» остается не только членом ЦК, но и членом Политбюро, причем через год — на XIV съезде — его еще раз переизбирают.

Но Сталин, спасая Троцкого от мести Зиновьева, в то же время стремится лишить его какой-либо реальной силы, лишить его той части аппарата партии, где Троцкий мог иметь личную опору. Еще в 1924 году Бубнов заменяет троцкиста Антонова-Овсеенко на должности начальника политуправления армии, а в апреле 1925 года и сам знаменитый предреввоенсовета времен гражданской войны смещается с поста наркомвоенмора.

Его преемником делается Фрунзе, личный противник Троцкого еще по гражданской войне, но сочувствовавший скорее правым, чем Сталину («Горелкой Бунзена не заменить „Осрам“. После Троцкого Фрунзе — срам!» — провозгласил тогда Маяковский). Зиновьеву удается провести заместителем Фрунзе своего личного друга и сторонника Лашевича, который начинает подбирать в армии, особенно в Ленинградском военном округе и в центральных учреждениях, «свой» аппарат политработников.

С внезапной смертью Фрунзе во время операции в ноябре 1925 года, о которой ходило много слухов, как о произошедшей не без участия Сталина[343], власть в Наркомвоенморе была разделена между всегда послушным спутником Сталина новым наркомом Ворошиловым и его заместителем Лашевичем, т. е. между Сталиным и Зиновьевым.

Скрытая, но ожесточенная борьба между членами триумвирата, не выливаясь наружу из-за их общего фронта против Троцкого, началась еще в 1923 году.

Зиновьев проявлял признаки беспокойства перед растущим влиянием Сталина еще до разгара борьбы с Троцким. В сентябре 1923 года в пещере под Кисловодском по его инициативе собрались на совещание Бухарин, Лашевич, Евдокимов, Ворошилов, чтобы обсудить два предложения Зиновьева, имеющих целью ослабить значение секретариата. Первое сводилось к превращению секретариата в техническую службу, без права назначения. Второе предлагало «политизировать» секретариат, поставив во главе его трех ответственных членов Политбюро. Орджоникидзе, присутствовавшему на «пещерном заседании», было поручено передать эти предложения Сталину, который ответил согласием на переговоры в грубоватой, но дружелюбной телеграмме. После переговоров с ним, решено было все же не трогать секретариата, а по предложению Сталина три члена Политбюро были включены в Оргбюро. Этими тремя членами были выбраны Зиновьев, Троцкий и Бухарин[344].

События осени 1923 года в связи с письмами и заявлениями Троцкого и его сторонников в ЦК, а также последующей дискуссией превратили это «пещерное» решение в пустой звук — ни Троцкий, ни Бухарин, согласно Зиновьеву, ни разу не нашли времени явиться на заседания Оргбюро, а сам Зиновьев «присутствовал на одном или двух заседаниях».

Секретариат продолжал свою работу по распределению и перемещению кадров, а Оргбюро в лице Молотова послушно следовало за ним.

После разгрома Троцкого — первого претендента на ленинское наследство, борьба между Сталиным и правыми, с одной стороны, и Зиновьевым и Каменевым, с другой, вылилась, прежде всего, в стремление захвата ключевых позиций в аппарате партии.

Зиновьев полностью господствовал в Ленинградской организации — его сторонники Залуцкий, Евдокимов, Бадаев, Бакаев, Саркис занимали там все руководящие посты. Л. Каменев не сумел создать подобного положения в Москве, но они оба рассчитывали, переводя из Нижнего Новгорода на пост первого секретаря Московского губкома ленинградца Угланова, овладеть так же и Московской организацией. Однако, у них произошел просчет. Угланов не забыл своего удаления из Петрограда в 1921 году, когда он был переведен в Нижний Лениным, несмотря на то, что на губернской конференции партактива он получил большинство голосов по сравнению с Зиновьевым.

Сочувствуя правым, Угланов спокойно выдержал разговоры с Каменевым и Зиновьевым в 1923 году, а на XIV съезде рассказал с трибуны, что «когда т.т. Зиновьев и Каменев рядили меня в Москву на работу, они при этом вели со мной такие разговоры, из которых я понимал, что они прививают мне по пути свои разногласия со Сталиным»[345].

Весной 1925 года, как и во все предшествующие годы, должен был собраться очередной, XIV съезд. Но он был отложен, в силу того, что к этому времени триумвират — это первое «коллективное руководство» — распался. Обеим сторонам нужно было время для мобилизации партаппарата в той его части, где каждая сторона уже захватила решающие позиции. Все понимали, что на съезде произойдет беспощадный бой. Вот почему вместо съезда в апреле 1925 года была созвана XIV партконференция.

Как XIII, так и XIV партконференция приняла резолюцию, которая по своему значению для партии была гораздо важнее, чем резолюции самого съезда.

В 1925 году на Западе закончился послевоенный экономический и политический кризис. Повсюду, и в особенности в Америке, начался бурный рост промышленности, оставивший к концу двадцатых годов далеко позади уровень 1913 года.

Становилось очевидным, что революционной перспективы в Западной Европе больше нет. Даже в побежденной Германии революционная ситуация 1919-1921-1923 гг. окончательно спала.

Ленин и все его окружение, рассматривали нэп с точки зрения мировых перспектив своей партии. Нэп был для них передышкой, необходимой для консолидации сил, для подготовки нового наступления «навстречу западноевропейскому пролетариату», без «смычки» с которым не представлялось возможным построить социализм.

Даже в одной из своих последних статей, вообще говоря, полных пессимизма, Ленин, оценивая положение на Западе, хотя и признавал, что в Европе произошло установление «некоторого подобия социального мира», но все еще повторял, что общее развитие «… не может не привести к кризису всего всемирного капитализма».

Оценивая собственные перспективы, Ленин оставил в наследство своей партии рекомендацию, сформулированную им как вопрос: «… удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разрозненности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат