до своего такси. Шофера он послал на поиски другого автомобиля и привел обе машины к дому госпожи Кессельбах.

Щедрые чаевые, выданные заранее, помогли избежать ненужных объяснений. С помощью шоферов он спустил вниз семерых пленников и расположил их в машинах как попало, вповалку. Раненые кричали, жаловались. Люпен захлопнул двери.

– Берегись! – сказал он, а сам сел в первый автомобиль. – В путь!

– Куда едем? – спросил шофер.

– Тридцать шесть, набережная Орфевр, Уголовная полиция.

Взревели моторы… и странный кортеж двинулся преодолевать склоны Трокадеро.

На улицах они обогнали несколько тележек с овощами. Люди, вооруженные шестами, гасили уличные фонари.

В небе сияли звезды. Веял свежий ветерок.

Люпен напевал.

Площадь Конкорд, Лувр… Вдалеке черная громада Собора Парижской Богоматери…

Повернувшись, он приоткрыл дверцу:

– Все в порядке, приятели? У меня тоже, спасибо. Ночь восхитительная, и можно вдохнуть свежего воздуха!..

Автомобиль подпрыгнул на неровной мостовой набережной. И вот уже Дворец правосудия и ворота Уголовной полиции.

– Подождите тут, – обратился Люпен к обоим шоферам, – а главное, позаботьтесь о ваших клиентах.

Он пересек первый двор и проследовал по правому коридору, который вел в помещения центральной службы.

Там инспекторы дежурили постоянно.

– Дичь, господа, – сказал он, входя, – и крупная. Господин Вебер на месте? Я новый полицейский комиссар Отёя.

– Господин Вебер у себя дома. Предупредить его?

– Секунду. Я тороплюсь. Я оставлю ему записку.

Он сел за стол и написал:

Дорогой Вебер!

Я доставил тебе семерых бандитов, входивших в банду Альтенхайма, тех, кто убил Гуреля… и других, тех, что убили и меня под именем господина Ленормана.

Теперь остался только их шеф. Я приступаю к его немедленному аресту. Присоединяйся ко мне. Он проживает в Нёйи на улице Делезман и называет себя Леон Массье.

С дружеским приветом.

Арсен Люпен,

начальник Уголовной полиции

Он запечатал послание.

– Это для господина Вебера. И это срочно. А теперь мне нужны семь человек, чтобы принять поставку товара. Я оставил его на набережной.

У автомобилей к нему присоединился один из главных инспекторов.

– А-а, это вы, господин Лебёф, – сказал ему Люпен. – У меня отличный улов… Все банда Альтенхайма… Они здесь, в автомобилях.

– Где же вы их взяли?

– Во время похищения госпожи Кессельбах и грабежа ее дома. Однако обо всем этом я расскажу в надлежащее время.

Главный инспектор отвел его в сторону и с удивлением произнес:

– Но простите, ко мне пришли от комиссара Отёя. И мне не кажется… С кем я имею честь разговаривать?..

– С человеком, который сделал вам отличный подарок в виде семерых бандитов высочайшей пробы.

– Однако мне хотелось бы знать…

– … мое имя?

– Да.

– Арсен Люпен.

Неожиданно подставив ножку своему собеседнику, он проворно добежал до улицы Риволи, вскочил в проезжавший мимо автомобиль и велел ехать к заставе Терн.

Дорога Револьт находилась поблизости; он направился к дому номер 3.

Несмотря на все его хладнокровие и умение владеть собой, Арсену Люпену не удавалось справиться с охватившим его волнением. Найдет ли он Долорес Кессельбах? Доставил ли Луи де Мальреш молодую женщину к себе или в сарай Старьевщика?

Люпен забрал у Старьевщика ключ от этого сарая, так что ему не составило труда, позвонив, пересечь все дворы, отпереть дверь и войти на склад хлама.

Включив свой фонарь, он огляделся. Чуть правее находилось свободное пространство, где на его глазах сообщники совещались в последний раз.

На упоминавшемся Старьевщиком диване он заметил что-то темное.

Там с кляпом во рту лежала завернутая в одеяла Долорес…

Он освободил ее.

– Ах, вот и вы!.. Вот и вы, – прошептала она. – Они ничего вам не сделали?

И тотчас, поднявшись, она указала в глубь склада:

– Там, он прошел с той стороны… Я слышала… Я уверена… Надо пойти за ним… прошу вас…

– Сначала вы, – сказал он.

– Нет, он… Покарайте его… прошу вас… покарайте его.

На этот раз страх, вместо того чтобы сразить Долорес, казалось, придал ей необычайные силы, и она повторила в порыве неукротимого желания выдать страшного врага, который мучил ее:

– Сначала он… Я не могу больше жить, вы должны спасти меня от него… должны… я не могу больше жить…

Развязав Долорес, он заботливо уложил ее на диване и сказал:

– Вы правы… Впрочем, здесь вам нечего бояться… Ждите меня, я вернусь.

Он уже собрался уходить, когда она вдруг схватила его за руку:

– А как же вы?

– Что я?

– Если этот человек…

Казалось, будто она страшится этой решающей для Люпена битвы, на которую сама его обрекала, и будто в последний момент она была бы счастлива остановить его.

– Спасибо, не беспокойтесь, – прошептал он. – Чего мне опасаться? Он один.

И, оставив ее, Люпен направился в глубь сарая. Как и ожидалось, там он обнаружил приставленную к стене лестницу, которая привела его к маленькому окошку – через него он наблюдал за собранием бандитов. То был путь, который выбрал Мальреш, чтобы пробраться в свой дом на улице Делезман.

Люпен снова проделал этот путь, как несколькими часами раньше, перешел в другой сарай и спустился в сад. Он очутился за тем самым флигелем, который занимал Мальреш.

Странно, но он ни секунды не сомневался, что Мальреш там. Он неизбежно встретится с ним, чудовищная дуэль, которую они вели друг с другом, близилась к концу. Еще несколько минут, и все будет кончено.

Люпен был в замешательстве! Когда он схватился за ручку двери, она повернулась, и дверь уступила его усилиям. Флигель даже не был заперт.

Он пересек кухню, прихожую и поднялся по лестнице, причем шел он решительно, не пытаясь заглушить шум своих шагов.

На лестничной площадке он остановился. Лоб его покрылся по́том, а в висках стучало от прилива крови.

Тем не менее он был спокоен, полностью владел собой и отдавал себе отчет в своих мыслях.

Люпен положил на ступеньку два револьвера.

– Никакого оружия, – сказал он себе, – только мои руки, ничего, кроме усилий двух моих рук… Этого довольно… так оно лучше.

Перед ним – три двери. Он выбрал ту, что посередине, и повернул ручку. Никакого препятствия. Он вошел.

В комнате не было света, но через широко открытое окно проникала ясность лунной ночи, и во тьме он видел простыни и белые занавеси кровати.

Там кто-то возвышался.

На этот силуэт он резко направил луч своего фонаря.

Мальреш!

Мертвенно-бледное лицо Мальреша, его сумрачные глаза, его скулы трупа, его тощая шея…

И все это, без малейшего движения, находилось в пяти шагах от него, и он не мог бы сказать, выражало