Что общего у двух этих событий? Оба они являются результатами транспонирования и связанной с ним систематической трансформацией исходных событий. В одном случае таким исходным (переключаемым) событием было событие единичное и историческое, перенесенное из публичного пространства одного города в публичное пространство другого. Во втором – событие приватное, повторяемое и ритуализированное, перенесенное из квартиры в вагон метро.

В самом общем виде формула транспонирования выглядит следующим образом:

где событие Х, принадлежащее фрейму х, транспонируется посредством ключа n в иной фрейм – y, становясь событием Х’.

В приведенном выше примере: Х – это «нормальные» поминки на кухне, а Х’ – их художественное транспонирование в вагон метро, поминки-в-кавычках. Тогда как n – использованный художниками-акционистами «ключ» (в терминологии Гофмана он относится к «выдумке»).

Тезис Гофмана состоит в том, что Х не равен Х’ при любом n. Поминки в метро имеют так же мало общего с поминками на кухне, как Майдан на Малом Конюшенном – с киевским Евромайданом.

Но возьмем другой ключ – не n (выдумку), а m (техническую переналадку). В данном случае – репетицию художественной акции. Чтобы быстро, чисто и оперативно накрыть два стола в вагоне нужна тренировка для отработки действий и распределения ролей. Например, в квартире у одного из художников придется «смоделировать» будущую интервенцию в метро. Репетиция – это транспонирование акции и ее систематическая трансформация в событие Х’’. Значит ли это, что между художественной акцией и поминками такая же смысловая дистанция как между художественной акцией и ее репетицией?

Сравнив два транспонированных события – Х’ и Х’’, – мы получим представление о том, как по-разному действуют ключи n и m (в приведенном примере – выдумка и техническая переналадка). И вероятно, рано или поздно придем к выводу, что Гофман не вполне прав, уравнивая все типы транспонирований между собой. Стороны его «трапеции» не равны. Разные формы транспонирования (и, добавим, разные количества транспонирований) устанавливают разные смысловые дистанции между «копией» и «оригиналом». Есть «карты», которые чуть больше «территория», чем некоторые «территории»35. Отсюда весьма спорный для любого догматичного фрейм-аналитика вывод: трансформация события – вопрос степени. Казнь на сцене театра все же может быть ближе к казни, чем к спектаклю. Яркий пример – последующее транспонирование акции Петра Павленского в зал суда.

Ни один суд не имеет дела с событием «самим по себе», но только с его систематически трансформированной копией. Следственный эксперимент – лишь одна из форм транспонирования. Задача суда состоит не в том, чтобы установить «как оно было на самом деле», а в том, чтобы «событие как оно было» оказалось правильно (систематически) трансформировано в событие, подлежащее юридической квалификации.

Иногда эта трансформация носит комический (см. выдержки из стенограммы суда над Павленским), а иногда – трагикомический характер.

Клемент Лэйрд Валландигэм прожил яркую и насыщенную жизнь. Он был депутатом от Демократической партии США, ярым противником войны Севера и Юга, сторонником ограничения прав федерального центра и защитником рабства. Его опасался сам президент Линкольн (использовавший не вполне конституционные средства, чтобы осудить и выслать своего политического противника из страны). В изгнании он даже успел поучаствовать в заговоре против правительства северян, намереваясь – при поддержке Юга – провозгласить Северо-Западную Конфедерацию (куда бы вошли Огайо, Кентукки, Индиана и Иллинойс). Но, получив прощение после войны, вернулся к мирной адвокатской деятельности. Его последним делом в 1871 году стала защита Томаса Макгина, обвиняемого в убийстве Тома Майерса.

…За карточным столиком в отеле «Золотой теленок» два игрока поссорились из‐за исхода партии. Оба вскочили с мест и потянулись за револьверами. Раздались выстрелы. (Свидетели не смогли сказать, было ли их два или один.) Майерс лежал на полу, Макгин стоял над ним с револьвером в недоумении. Клемент Валландигэм выяснил, что погибший сам застрелил себя, пытаясь одновременно встать и достать пистолет. Чтобы продемонстрировать это суду, адвокат положил в карман такой же револьвер (как ему казалось, незаряженный) и повторил действие Майерса. С тем же исходом. Рана оказалась смертельной.

Суд принял это последнее доказательство Валландигэма к рассмотрению и оправдал Томаса Макгина. Один несчастный случай стал основанием квалификации другого.

В драматургии социальной жизни трансформированные и нетрансформированные отрезки социального взаимодействия иногда оказываются переплетены причудливым образом. То же можно сказать и о материальных объектах, выполняющих функцию «фреймирующих маркеров» интеракции. К примеру, на Мальдивских островах – консервативной мусульманской стране – запрещено появляться в бикини на городском пляже. Чтобы донести эту простую мысль до туристов, недостаточно просто написать ее на нескольких языках – нужно нарисовать понятный без слов запретительный знак. Но что, если транспонированная версия купальника покажется местным властям такой же вызывающей и оскорбительной, как и сам купальник? Тогда знак, запрещающий использование некоторого реквизита в фрейме «купания на городском пляже», окажется элементом того же множества объектов, которое он призван запретить. В итоге мальдивским властям приходится демонтировать запретительные знаки, заменяя их куда более схематичными и нейтральными изображениями купальников.