– Я верую! – шептала Маргарита торжественно, – я верую!Что-то произойдет! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле,мне послана пожизненная мука? Сознаюсь в том, что я лгала и обманывала и жилатайной жизнью, скрытой от людей, но все же нельзя за это наказывать такжестоко. Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудьтянулось вечно. А кроме того, сон мой был вещий, за это я ручаюсь.

Так шептала Маргарита Николаевна, глядя на пунцовые шторы,наливающиеся солнцем, беспокойно одеваясь, расчесывая перед тройным зеркаломкороткие завитые волосы.

Сон, который приснился в эту ночь Маргарите, былдействительно необычен. Дело в том, что во время своих зимних мучений онаникогда не видела во сне мастера. Ночью он оставлял ее, и мучилась она только вдневные часы. А тут приснился.

Приснилась неизвестная Маргарите местность – безнадежная,унылая, под пасмурным небом ранней весны. Приснилось это клочковатое бегущеесеренькое небо, а под ним беззвучная стая грачей. Какой-то корявый мостик. Подним мутная весенняя речонка, безрадостные, нищенские, полуголые деревья,одинокая осина, а далее, – меж деревьев, – бревенчатое зданьице, не то оно –отдельная кухня, не то баня, не то черт знает что. Неживое все кругом какое-тои до того унылое, что так и тянет повеситься на этой осине у мостика. Нидуновения ветерка, ни шевеления облака и ни живой души. Вот адское место дляживого человека!

И вот, вообразите, распахивается дверь этого бревенчатогоздания, и появляется он. Довольно далеко, но он отчетливо виден. Оборван он, неразберешь, во что он одет. Волосы всклокочены, небрит. Глаза больные,встревоженные. Манит ее рукой, зовет. Захлебываясь в неживом воздухе, Маргаритапо кочкам побежала к нему и в это время проснулась.

«Сон этот может означать только одно из двух, – рассуждаласама с собой Маргарита Николаевна, – если он мертв и поманил меня, то этозначит, что он приходил за мною, и я скоро умру. Это очень хорошо, потому чтомучениям тогда настанет конец. Или он жив, тогда сон может означать толькоодно, что он напоминает мне о себе! Он хочет сказать, что мы еще увидимся. Да,мы увидимся очень скоро.»

Находясь все в том же возбужденном состоянии, Маргаритаоделась и стала внушать себе, что, в сущности, все складывается очень удачно, атакие удачные моменты надо уметь ловить и пользоваться ими. Муж уехал вкомандировку на целых три дня. В течение трех суток она предоставлена самойсебе, никто не помешает ей думать о чем угодно, мечтать о том, что ей нравится.Все пять комнат в верхнем этаже особняка, вся эта квартира, которой в Москвепозавидовали бы десятки тысяч людей, в полном ее распоряжении.

Однако, получив свободу на целых три дня, из всей этойроскошной квартиры Маргарита выбрала далеко не самое лучшее место. Напившисьчаю, она ушла в темную, без окон, комнату, где хранились чемоданы и разноестарье в двух больших шкафах. Присев на корточки, она открыла нижний ящикпервого из них и из-под груды шелковых обрезков достала то единственно ценное,что имела в жизни. В руках Маргариты оказался старый альбом коричневой кожи, вкотором была фотографическая карточка мастера, книжка сберегательной кассы совкладом в десять тысяч на его имя, распластанные между листками папироснойбумаги лепестки засохшей розы и часть тетради в целый лист, исписанной намашинке и с обгоревшим нижним краем.

Вернувшись с этим богатством к себе в спальню, МаргаритаНиколаевна установила на трехстворчатом зеркале фотографию и просидела околочаса, держа на коленях испорченную огнем тетрадь, перелистывая ее и перечитываято, в чем после сожжения не было ни начала, ни конца: «...Тьма, пришедшая сосредиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячиемосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба безднаи залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами,базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим – великий город, какбудто не существовал на свете...»

Маргарите хотелось читать дальше, но дальше ничего не было,кроме угольной бахромы.

Утирая слезы, Маргарита Николаевна оставила тетрадь, локтиположила на подзеркальный столик и, отражаясь в зеркале, долго сидела, неспуская глаз с фотографии. Потом слезы высохли. Маргарита аккуратно сложиласвое имущество, и через несколько минут оно было опять погребено под шелковымитряпками, и со звоном в темной комнате закрылся замок.

Маргарита Николаевна надевала в передней пальто, чтобы идтигулять. Красавица Наташа, ее домработница, осведомилась о том, что сделать навторое, и, получив ответ, что это безразлично, чтобы развлечь самое себя,вступила со своей хозяйкой в разговор и стала рассказывать бог знает что, вродетого, что вчера в театре фокусник такие фокусы показывал, что все ахнули, всемраздавал по два флакона заграничных духов и чулки бесплатно, а потом, как сеанскончился, публика вышла на улицу, и – хвать – все оказались голые! МаргаритаНиколаевна повалилась на стул под зеркалом в передней и захохотала.

– Наташа! Ну как вам не стыдно, – говорила Маргарита Николаевна,– вы грамотная, умная девушка; в очередях врут черт знает что, а вы повторяете!

Наташа залилась румянцем и с большим жаром возразила, чтоничего не врут и что она сегодня сама лично в гастрономе на Арбате видела однугражданку, которая пришла в гастроном в туфлях, а как стала у кассы платить,туфли у нее с ног исчезли и она осталась в одних чулках. Глаза вылупленные! Напятке дыра. А туфли эти волшебные, с того самого сеанса.

– Так и пошла?

– Так и пошла! – вскрикивала Наташа, все более краснеяоттого, что ей не верят, – да вчера, Маргарита Николаевна, милиция человек стоночью забрала. Гражданки с этого сеанса в одних панталонах бежали по Тверской.

– Ну, конечно, это Дарья рассказывала, – говорила МаргаритаНиколаевна, – я давно уже за ней замечала, что она страшная врунья.

Смешной разговор кончился приятным сюрпризом для Наташи.Маргарита Николаевна пошла в спальню и вышла оттуда, держа в руках пару чулок ифлакон одеколона. Сказав Наташе, что она тоже хочет показать фокус, МаргаритаНиколаевна подарила ей чулки и склянку и сказала, что просит ее только об одном– не бегать в одних чулках по Тверской и не слушать Дарью. Расцеловавшись,хозяйка и домработница расстались.

Откинувшись на удобную, мягкую спинку кресла в троллейбусе,Маргарита Николаевна ехала по Арбату и то думала о своем, то прислушивалась ктому, о чем шепчутся двое граждан, сидящие впереди нее.

А те, изредка оборачиваясь с опаской, не слышит ли кто,перешептывались о какой-то ерунде. Здоровенный, мясистый, с бойкими свинымиглазками, сидящий у окна, тихо говорил маленькому своему соседу о том, чтопришлось гроб закрыть черным покрывалом...