– Откуда он узнал, что я вместе с тобой училась?

– Да ты же сама и болтанула у Аллы за чаем! Не помнишь?

– Буду я ещё всякую фигню помнить, – проворчала Ирка, пряча нос в санин свитер.

Наверное, сейчас ей на самом деле не слишком хотелось вспоминать, чего она тогда городила.

– Короче говоря, Тёма решил нас на всякий случай… устранить, а потом подумать, что делать дальше. С тобой было просто, да и я как будто ему подыгрывала, вернулась ночью домой. Ну и на всякий случай Артём инсценировал попойку на берегу, будто они с Иркой шампанское пили, и у меня на кухне – это мы с ней же вроде как продолжили, а потом сами в подвал упали. Не уверена, могу только предположить, что в этом случае он действовал на авось. Поверят – хорошо, не поверят, так ещё больше запутаются, а это тоже неплохо.

– А не проще вас было сразу… того, – деликатный Саня провёл большим пальцем себе по кадыку. – И в сыру землицу.

– Не знаю. Может, он хотел хорошенько промариновать нас в подвале и заставить рассказать, где сокровища. Может, это и был такой способ убийства. Артём же убедился, что люк в подпол не нашли. Вернее, нашли, но не сразу. Но, думаю, что убить человека он всё-таки был не готов. Сложновато это сделать без подготовки-то.

– Хорошее дело, вера в человеческие добродетели! – оценил морской котик.

– Погодите, погодите, – зачастила Алла, – но ведь Тёмочку тоже по голове ударили! Кровь и повязка потом. Было же!

– Кровь – это театральный грим. Тоже для тура припасли. У одного из парней, с которым Артём собирался бизнесом заниматься, подруга в местном театре гримёром подрабатывает. Это уже Саня выяснил.

– Не я, а мои парни.

– Ну, пусть парни. А голову Тёма сам себе перевязал у вас же дома, верно, Алла? Наверняка отослал вас под каким-нибудь предлогом и вроде как самостоятельно справился. Кроме вас двоих там же никого не было.

– Ну да, – проблеяла учительница. – Я за таблеточкой отходила, анальгинчика дать. Да и крови боюсь до ужаса…

– Ну вот примерно так всё и получилось, – подытожила Маша. – Правда Саня, или санины ребята, я уж не знаю, обо всём догадались раньше. И Артёма арестовали ещё утром. Так что, честно говоря, до чего-то я сама додумалась, а остальное он мне и рассказал, – Мария Архиповна снова мотнула головой в сторону радостно осклабившегося морского котика.

– А Сашка додумался ещё раньше, – демонстрируя голливудский оскал, объявил бугай. – Ну и маякнул мне, мол, как всё по закону-то обстряпать? Я ж сам явился, чтобы всё и по закону, и другана навестить.

– И где же сейчас Тёмочка? – грустно спросила Алла.

– Известно, где, – Саня сложил пальцы решёткой и посмотрел на неё в «окошечко». – Показания даёт, во всех грехах кается, обещает исправиться. Правда, больше всего его интересует вопрос, где клад.

– Слушайте, а правда, клад-то где? – всполошилась Оксана. – Или враньё всё?

– Да нет, думаю, не враньё, – вяло, совсем уж через силу, ответила Маша. – Я ещё в подвале заметила, дом перестраивали, Ирка подтвердила. А сегодня она в БТИ справку получила с планами. На самом деле перестраивали, от крыши до подвала, только стены прежними оставили. Значит, в доме сокровищ нет, иначе их бы нашли.

– А где тогда?

– Вряд ли под деревом каким-нибудь закопаны. Место нужно приметное и относительно легко доступное. Наверное, под фонтаном. Как в «Приключениях итальянцев в России». Только льва нет.

Общий ступор, взаимные переглядывания и игра в «Море волнуется» длились примерно с минуту. Потом друзья и близкие, словно по команде взяли низкий старт и топочущими мустангами скрылись в темноте.

Маша облегчённо вздохнула, сунула замерзшие ступни под пушистый ареев бок, а голову пристроила у Саши на плече. Добренко придвинулся ближе, поправил на ней куртку, обнял. В кустах робко попробовал горло соловей, до которого так и не дошло, что май давно кончился. Впрочем, впереди было ещё много лета, а чем оно хуже мая?

Маша слушала соловья и бурную деятельность, развивающуюся за кругом света от голой лампочки.

– Слушай, а как там Михалыч-то? – спросила Мельге тихо, пытаясь разодрать слипающиеся глаза.

– Да нормально, – так же негромко отозвался дрессировщик, – выздоравливает. Скоро выпишут.

– Он всё-таки отравился?

– Да ничем он не травился, Мань. Махнул пару стаканов, полез слесарить, да навернулся и долбанулся башкой о верстак. Вот и всё.

– А почему все решили, что он отравился?

– Почему, почему. Что ты, Мухлово не знаешь? Откуда тут все слухи берутся?

Маша улыбнулась лампочке и мошкаре, с завидным упорством бьющейся о горячее стекло. Да уж, пожалуй, теперь она Мухлово знала. Пусть ещё и не слишком хорошо.

***

Клад всё-таки нашли, но уже к утру, когда солнышко проснулось и сладко потягивалось, собираясь вставать. Что случилось с фонтаном, Маша спросить не решилась, подозревая, что ничего хорошего с ним не могло быть по определению. Даже сквозь сон, а они так и продремали с Сашей на полянке, Мельге слышала, как что-то ломается, рушится, будто с гор сель сходит, и кто-то жутко матерится. Марии почему-то подумалось сквозь сон, что это Саня на бульдозере наехал Кольке на ногу.

Почему на бульдозере? Или эти ненормальные на самом деле бульдозер пригнали?

Мария Архиповна с силой протёрла туманящиеся глаза.

– Ну давай, Маш, открывай! – поторопила встрёпанная, смахивающая на ведьму Ирка.

Мария рассеянно кивнула, опустилась на колени с небольшим, чуть больше обувной коробки, сундучком. Он и вправду походил на клад, вернее, на его упаковку: сбитый из аккуратно подогнанных досок, опоясан бронзовыми, тронутыми чернотой перетяжками в выпуклых шляпках гвоздиков, с бронзовыми же уголками. Не хватало лишь комьев земли, зато на ажурной ручке болтался обрывок паутины. А вот замок кто-то предусмотрительно сбил, искалеченная дужка торчала немым укором.

– Машенька, ну пожалуйста, – умоляюще прошептала над головой Алла. – Открывай, а!

Мельге снова кивнула, обеими руками заправила волосы за уши и решительно откинула громко скрежетнувшую крышку. Странно, но на неё не пахнуло ни затхлостью, ни гниением, ни сырой землёй, а чем-то терпким, чуть горьковатым. Сандалом, что ли?

Мария аккуратно достала свёрток, лежащий сверху, растерянно оглянулась. Ирка, подсуетившись, расстелила на мокрой траве санин свитер. Маша бережно развернула хрусткую пергаментную бумагу, расправила ладонью. В свёртке оказалось крошечное, будто на куклу сшитое, платьице из пожелтевшего батиста, щедро украшенное кружевами и ленточками, а ещё такой же чепчик.

– Это что? – спросил, кажется, Колька.

– Думаю, крестильная рубашка, – не поднимая головы, ответила Мария Архиповна, вынимая из сундучка Евангелие, осторожно приподняла обложку.