хорошо, но интимное сопереживание прямо противоречит образу жизни Шериданов. Если Лора хочет подняться до уровня своей семьи и класса, ей необходимо обучение. Как и ее братья и сестры до нее, она учится у своей матери. Миссис Шеридан учит Лору устраивать садовые вечеринки, но главное - она учит ее смотреть на мир с более высокой, хотя и несколько близорукой точки зрения. Подобно птице-матери, которая учит птенца летать, миссис Шеридан поощряет Лору идти так далеко самостоятельно, пока не становится ясно, что ее неопытность требует вмешательства. Когда Лора умоляет мать отменить вечеринку из-за смерти извозчика, миссис Шеридан отвлекает ее подарком - новой шляпкой. Хотя Лора не желает отказываться от своих низменных инстинктов, ей все же удается найти компромисс: "Я вспомню о ней после того, как вечеринка закончится". Лаура воспринимает своих сверстников, своих товарищей по вечеринке, как "птиц, прилетевших в сад Шериданов на один день, по пути куда?". Ответ остается туманным. Внизу, в коттеджах представителей низших классов, существует опасность; когда дети Шериданов были маленькими, им "запрещалось ступать туда". У одного человека там, внизу, "фасад дома... весь утыкан клетками для птиц". Эти клетки представляют собой угрозу образу жизни птиц высокого полета, принадлежащих к социальной элите. Пока они остаются в воздухе, они избегают опасности. Но пришло время Лоре попробовать свои крылья. Миссис Шеридан выталкивает ее из гнезда. Она велит ей спуститься в коттеджи, чтобы передать вдове корзину с остатками еды для сочувствующих. Лоре приходится вступить в конфликт между мировоззрением, которое ее гнетет, и более трезвым взглядом на жизнь, обусловленным ее благополучным воспитанием. Она сталкивается со своей совестью. Она спускается из безопасного дома, переходит "широкую дорогу" к коттеджам и оказывается в клетке в доме мертвеца. Она начинает стесняться своей внешности, блестящей и струящейся, чем-то отличающейся от людей, которые здесь живут. Она видит себя глазами молодой вдовы, и ее смущает, что та не знает, зачем пришла Лора. Она начинает понимать, что ее мир не принадлежит этому месту, и это осознание пугает ее. Она хочет убежать, но в конце концов ей приходится взглянуть на мертвеца. Именно глядя на него, она решает увидеть вместо реальности трудностей, которые смерть мужчины оставляет его семье, утверждение своего собственного образа жизни. Она рассуждает, что его смерть не имеет никакого отношения к "садовым вечеринкам, корзинкам и кружевным платьям", и тем самым снимает с себя моральные обязательства. Это откровение "чудесно". Если Лора не может объяснить брату, что такое жизнь: "Разве это не жизнь... разве это не жизнь...", то это потому, что, как пишет Мэнсфилд, это "не имеет значения". Лора научилась смотреть на все с более высокой точки зрения. Ей больше не нужно притворяться недальновидной.

Ух ты. Я бы хотел сказать, что научил ее всему, что она знает, но это было бы ложью. Она никогда не получала эти знания от меня. На самом деле, это не основное направление моего чтения, но если бы это было так, я не думаю, что смог бы его улучшить. Оно аккуратное, внимательно наблюдательное, полностью осознанное, изящно выраженное, но, очевидно, является продуктом гораздо более интенсивного изучения текста, чем я просил вас сделать. На самом деле, в целом, наблюдения студентов, к которым я обращался, были на высоте. Если ваш ответ был похож на любой из них, поставьте себе пятерку.

Если выразить акт чтения в научных или религиозных терминах (поскольку я не уверен, попадет ли это в сферу физики или метафизики), то все эти студенческие чтения представляют собой, с разной степенью конкретности и глубины, почти клинический анализ наблюдаемых явлений истории. Так и должно быть. Читатель должен разобраться с очевидным и не очень очевидным материалом истории, прежде чем идти куда-то еще. Самые неудачные прочтения - это те, которые отличаются дикой изобретательностью и в значительной степени не зависят от фактического содержания рассказа, те, которые опираются на слово, вырванное из контекста, или на предполагаемый образ, который на самом деле совсем не тот, что представлен в тексте. С другой стороны, я хочу рассмотреть нуменальный уровень истории, ее духовный или сущностный уровень бытия. Если вы считаете, что такое невозможно, то и моя проверка орфографии тоже, но мы начинаем. Это упражнение на то, чтобы почувствовать, как я вникаю в текст.

Я буду честен. Я собираюсь схитрить. Я попросил вас сначала рассказать, что означает эта история, но для собственного ответа я приберегу это напоследок. Так будет драматичнее.

Давным-давно я уже упоминал, что в "Улиссе" Джойса активно используется гомеровский рассказ о многострадальном Одиссее, возвращающемся домой из Трои. Возможно, вы помните, что я также упомянул, что, за исключением названия, в романе нет почти никаких текстовых подсказок, указывающих на то, что эти гомеровские параллели имеют место в романе. Это довольно большой уровень значимости, чтобы повесить его на одно слово, даже очень значимое. Ну, если вы можете сделать это с названием огромного романа, то почему бы не сделать это с маленьким рассказом? "Вечеринка в саду". С ним тоже работали все студенты-респонденты, в основном с последним словом. Мне же нравится середина. Я люблю смотреть на сады и думать о них. Много лет я жил рядом с одним из великих сельскохозяйственных университетов, и его кампус - это огромный сад, наполненный множеством впечатляющих садов поменьше. Каждый из этих садов и каждый сад, который когда-либо существовал, в какой-то степени является несовершенной копией другого сада - рая, в котором жили наши первые родители. Поэтому, когда я вижу сад в рассказе или стихотворении, я первым делом смотрю, насколько он соответствует этому эдемскому шаблону, и должен признать, что в рассказе Мэнсфилд он тоже несовершенен. Но это не страшно, ведь история Адама и Евы из книги Бытия - лишь одна из версий, а на уровне мифа у нее много двоюродных братьев. Пока что я думаю, что лучше повременить с суждениями о том, каким садом может оказаться этот конкретный.

Первое, на что я обращаю внимание в тексте, - это слово "идеальный"; сколько раз вы описывали свою погоду как идеальную? У них не могло быть более "идеального" дня. Эти два слова могут быть просто гиперболой, но в первых двух предложениях рассказа они наводят на размышления. Небо без единого облачка (чтобы мы не могли не предположить, что надвигается какая-то туча), а садовник работает с рассвета. Позже, в этот прекрасный полдень, плод или цветок "созреет", а затем "медленно увянет". К тому времени мы увидим, что цветы пронизывают всю