— Может, любовь? — тихо спросил Степан.

Я вздрогнула, грудь сдавило так, словно на меня упала плита.

— Любовь? — хрипло переспросила я и саркастично скривилась: — С каких пор ты стал таким романтичным, Лихо? Тебе не идёт!

Но руки затряслись, а в памяти всплыли слова незнакомца: «Так наша дочь — следующая из даймоний?»

— История повторяется, — прошептала я чьи-то слова, и спина покрылась холодным потом. Кто же говорил это? Не помню… Помотала головой: — Нет, ерунда полная! Кики хотела для меня свободы и спокойной жизни.

Степан кивнул, не отрывая от меня пристального взгляда:

— Да, Мара, она хотела этого для тебя. Хранители считали, что маленькая даймония очень опасна, тебя даже запретили выпускать из подземелий, чтобы никто не пострадал. Планировали продержать там до самого совершеннолетия, но Кики желала дочери иного детства. И, в конце концов, ты бесследно исчезла…

— Хватит! — рявкнула я и, схватив с тумбочки пистолет, направила на Степана. Полицейский вздрогнул, глаза его удивлённо расширились: — Деньги? Свобода? Любовь? Что за ерунда, Лихо? Зубы мне заговариваешь? Давай! Зато теперь я полностью уверена, что копию ты сделал. Не зря же интересовался сосудами! Где копии? Считаю до трёх. Один…

— Мара, не смеши! — саркастично проговорил Степан, но от меня не укрылось ни напряжённое движение его плеч, ни быстрый взгляд на шкаф. Наверняка у полицейского есть ещё пистолет. — Ты же оружия в руках никогда не держала, как собираешься стрелять? Курок-то взвела, а?

Он кивнул на револьвер, и я машинально опустила взгляд, полицейский тут же рванулся к шкафу и протянул руки. Я торопливо нажала на спусковой крючок, раздался оглушительный звук, и меня припечатало к стене, а револьвер выпал из руки. Я со стоном потёрла ноющее запястье и покосилась на дыру в шкафу, в нескольких сантиметрах от практически белого лица Степана.

— Выстрелила! — поражённо проскрипел он, не отрывая от меня удивлённого взгляда. — Сумасшедшая! Хорошо, хоть не попала… Смерти моей хочешь?

— Хочу! — зло прошипела я, быстро поднимая с пола револьвер, но тот запрыгал в моих дрожащих руках. Сможет ли он выстрелить снова и нужно ли взводить курок? И как это делать? Увы, я ничего не понимала в оружии, но полицейскому знать об этом не обязательно. — И сделаю это, будь уверен, если не отдашь мне списки!

Кадык полицейского дёрнулся, а взгляд скользнул к письменному столу. Я осторожно, не опуская дула револьвера, направилась к месту, на которое ненамеренно указал Степан.

— Зачем так рисковать, Мара? Знаешь, сколько шуму ты наделала? Выстрел наверняка слышали все в доме! Я же всё-таки полицейский, и скоро здесь будет не протолкнуться от моих сослуживцев, — с напускным безразличием проговорил Степан. — Тебе же проще вырубить меня ворожбой, чем этим…

Я усмехнулась, не отводя от полицейского пристального взгляда:

— Всё же дурой меня считаешь! После того, как ты признался, что почти стал инститором, решил, я поведусь на это? Ты же легко закроешься от моего воздействия.

Бедро уткнулось в угол стола, и я, нашарив левой рукой ящик, выдвинула его и под пальцами скрипнула бумага. Степан недовольно поцокал языком и сухо проговорил:

— Даю тебе последний шанс, Мара! Положи лист обратно, отдай мне револьвер и беги как можно дальше…

— Заткнись, — прошипела я, вытягивая руку так, чтобы видеть и листок и одновременно держать полицейского на мушке.

Дыхание перехватило так, словно кто-то ударил меня под дых, и рука с револьвером невольно опустилась. Измятый лист со следами запёкшейся крови был исписан рукой Генриха с пометками Степана. Тот самый лист, который и пропал из моего кабинета.

— Поверить не могу, — прошептала я, ощущая, как по щекам скользнули горячие слёзы. — Так это был ты? Как ты мог? А Вукула? Его стая… Это тоже ты?

Степан шагнул ко мне, но я снова наставила на него револьвер и прошипела:

— Стоять!

Полицейский замер в неуклюжей позе.

— Мара, успокойся, — холодно проговорил Степан. Он отступил на шаг и поднял обе руки: — Прошу, выслушай меня. Ты не понимаешь, что происходит.

Я усмехнулась, прицеливаясь в него:

— Так объясни мне, Лихо! Самое время раскрыть карты.

Он быстро закивал:

— Хорошо! Я кое-что покажу тебе, и это всё прояснит.

Я приподняла брови, и Степан направился к дыре в шкафу.

— Только без глупостей, — жёстко предупредила я. — Не забывай, что ты у меня на мушке.

Полицейский криво улыбнулся, и рука его легла на сплошную дверцу. Степан резко потянул за ручку, и я увидела зеленоглазую ведьму с пышными огненно-рыжими волосами. Её брючный костюм, конечно, и в подмётки не годился шикарному зелёному платью, которое я видела в воспоминании, но очень шёл незнакомке. Я поднялась, чтобы получше разглядеть пленницу в шкафу, но девушка тоже встала.

— Кто это? — Я покосилась на Лихо, и незнакомка тоже посмотрела в сторону бледного полицейского. Степан хватал ртом воздух, а его пальцы на дверце шкафа скрючились, словно птичья лапка. Я вновь посмотрела на девушку и проговорила слова из воспоминания Генриха: — Ты сломала мне жизнь, ведьма! Пришло время расплаты…

Пока я говорила, губы девушки тоже шевелились, словно она обезьянничала. Эту фразу сказал хозяин воспоминания, а Кики лишь смотрела на него своими невероятно красивыми глазами. Незнакомка была немного похожа, но всё же это была не моя мама. Я опустила взгляд на револьвер в руках девушки, и по спине прокатилась ледяная волна. Так это что?.. Зеркало?! Я нервно сглотнула и машинально отступила…

— Не понимаю, — растерянно проговорил Степан.

Я посмотрела на него и понимающе усмехнулась:

— Так ты решил подловить меня на зеркале? Как мило! Прямо по-дружески… Увы, Лихо, твой татуированный приятель позаботился об этом. Он исцелил меня от спектрофобии. Кто бы мог подумать, да? Инститор подарил мне целую коробку сосудов, и я смогла слить в них все чужие воспоминания и даже испытываю некоторую благодарность. Прям распирает от желания сделать инститору нечто хорошее… Ты наверняка знаешь, во сколько сегодня будет заседание Комитета по вопросу Генриха?

— Мара, опомнись! — вскричал Степан. — Неужели ты пойдёшь в Комитет? Тебя лишат лицензии и уничтожат.

— И что? — фыркнула я и кивнула в сторону зеркала: — Ты намеревался поступить со мной ещё хуже. Знаешь же, что со мной делают зеркала! Точнее делали… Даже не побоялся пострадать сам. Хотя нет, ты же мог стать инститором, так что наверняка постарался бы закрыться. Ведь Генрих вытащил меня из подобной ситуации, а сам ни капли не пострадал. Мне ещё тогда следовало задуматься об этом…

Степан шагнул ко мне и проникновенно произнёс:

— Я хотел лишь обессилить тебя, чтобы ты осталась здесь, со мной, в безопасности. Тебе нельзя показываться перед хранителями. Я не зря рассказал тебе о Кики, не поддавайся чувствам. Любовь или благодарность, не лезь в ловушку. Брось Генриха и беги, Мара!