– Нет, я не знаю как, – прошептала Нита, робкая девочка с грустными глазами.

– Люди, запускающие змеев. – Судай, толстый мальчик, хотел, чтобы все знали, что прежде у него был свой собственный змей.

– А взгляд на небо чему нас учит?

– Что небо голубое, – осмелилась Нита.

– Правильно, Нита. Да и когда мы смотрим вверх, это расширяет горизонт нашего сознания. Мы видим, какие мы песчинки во Вселенной, такие крошечные, хотя относимся к себе так серьезно. В небе нет границ, нет кастовых различий – осторожнее с этим клеем, Судай, – нет религий или рас. Вот чему оно нас учит. «На небе и на земле, Горацио, есть более вещей, чем нашей философии мечталось». Так написал дядя по имени Шекспир.

Глядя на то, как внимательно дети слушали слова Дейзи, Вива ощутила боль. Какое небо и какая земля ждут их в будущем?

Потом Дейзи сообщила о дальнейших планах на этот день: когда змеи будут готовы, девочки с Вивой пойдут запускать их на пляж Чоупатти. Тут многие дети посмотрели на Виву огромными, удивленными глазами; некоторые из них никогда еще не видели моря. От этого она почувствовала себя волшебницей, магом.

Вива взглянула на Талику. Девочка сидела на краешке скамьи, абсолютно поглощенная своей работой; маленькие ручки деловито работали ножницами, темные ресницы почти касались ее щек, худенькие ножки болтались над землей. Никто не узнал бы в ней жалкую кроху, которую Вива отмывала от грязи несколько месяцев назад, но она по-прежнему была слишком тоненькой и хрупкой.

– Смотри, смотри на меня, Уиуа-джи, – сказал Талу, худой мальчик с заметной хромотой. Никто из них не мог правильно произнести ее имя. Они называли ее либо мадам сахиб, бомбейская версия мэмсахиб, либо мисс Уиуа, либо иногда ласково Уиуа-джи. Самые маленькие называли ее мабап («ты моя мать и мой отец»), комплимент, от которого неизменно сжималось ее сердце.

– Я вырезаю хвост павлина, – сообщил Талу.

– По-моему, он больше похож на хвост от дохлой крысы, – усмехнулся Судай, известный насмешник, схватил его и покрутил над головой. Талика засмеялась, и это был звонкий детский смех.

Она соскочила со скамейки, держа в руках наполовину сделанного змея.

– А у меня птичка! – воскликнула она, держа его за нитку. – Глядите!

Она скинула сандалии и стала танцевать, выбивая ногами точные ритмы; ее змей кружился над головой в красочном вихре. Кружась, прыгая, забывшись в танце, она закрыла глаза и запела пронзительным, с вибрациями, детским голосом. В эти моменты она была великолепна, от нее невозможно было оторвать взгляд. Вива даже не заметила, когда Дейзи присела рядом с ней.

– Похоже, кое-кто уже чувствует себя лучше, – сказала Дейзи, кивая на кружащееся сари Талики.

– Разве не удивительно? – спросила Вива. – Интересно, где же она научилась так петь?

– Вообще-то, Вива, я имела в виду тебя, – улыбнулась Дейзи. – Ты выглядишь гораздо веселее, чем в первый рабочий день.

Хвост змея зацепился за ветку тамаринда. Вива вскочила и отцепила его.

– Мне тут нравится, Дейзи, – сказала она, снова садясь. – А к детям я всегда была равнодушна, во всяком случае, мне так казалось.

– Что ж, ты умело скрываешь свое равнодушие, – пошутила Дейзи. – И все-таки можно тебя предостеречь? Приятно видеть детей такими свободными и веселыми, но даже тут мы должны проявлять осторожность. Теперь всюду шпионы, и если они увидят что-то подобное, они могут сказать местным, что мы обучаем девочек, чтобы они стали храмовыми проститутками.

– Ты шутишь?

– Нет, хотелось бы, чтобы это была такая веселая шутка. Но это не так. Первые стычки с местными произошли у нас в прошлом году. Люди не всегда понимают, что мы делаем. Да и как им понять?

– Господи! – Вива и прежде слышала подобные истории, но не верила – думала, что их рассказывают трусы, которым везде мерещится опасность. – Но ведь танец был такой невинный, мне ужасно не хотелось его останавливать.

– Понимаю. Неприятно, когда искажается очевидное, но что делать? Мы живем в несовершенном мире.

– Несколько месяцев назад одного из старших мальчиков арестовал местный хавилдар (полицейский констебль) и допрашивал насчет ив-тизинга, ну, так они называют приставания… – Дейзи чуточку смутилась. – Это когда мальчишки хватают девочек, щиплют их… за грудь. Обвинение было раздутое, но мы ничего не могли с этим поделать, и приют чуть не закрыли… И второй совет… – Дейзи ласково положила ей руку на плечо. – Не перерабатывай. В прошлом году половина нашего персонала разбежалась, потому что сотрудницы устали. В этом году мы настояли на том, чтобы каждый сотрудник делал перерыв в работе – отдыхать нужно обязательно. Разве ты не говорила, когда мы с тобой познакомились, что планируешь отправиться на север и взглянуть на дом, где жили твои родители?

– Правда? – Вива невольно напряглась. – Я что-то не припомню, когда сказала вам об этом.

– Ах, прости. – Глаза Дейзи заморгали за стеклами очков. – А мне казалось, что это ты говорила. – Они обменялись странными взглядами. – Тогда другое предложение. Жара будет доводить нас до сумасшествия, пока не начнутся дожди. Если ты хочешь недельку отдохнуть, то у меня такое предложение: мои друзья содержат восхитительный пансионат в Утакамунде, превосходное место, где ты сможешь спокойно поработать – читать и писать, и это совсем недорого. Я с радостью оплачу твой отдых, если у тебя туго с финансами.

– Спасибо, ты очень добра, – сказала Вива. – Но странное дело, я чувствую, что не могу сейчас уехать.

– Поначалу так бывает со всеми, – сказала Дейзи. – Впервые в своей жизни ты не думаешь о себе. И это такое облегчение, верно?

Когда Вива подняла глаза, Дейзи как ни в чем не бывало пришпиливала хвост змея и избегала ее взгляда.

– Известно ли тебе, – сказала она, – что первые змеи были запущены в четырнадцатом столетии в Греции, чтобы проверить зрение слепого принца? У меня есть превосходная книга об этом, если хочешь, возьми и почитай – религиозная символика просто потрясающая.

– Возьму, – сказала Вива, потом спросила: – Дейзи, ты считаешь, что я более эгоцентричная, чем другие?

Дейзи пристально посмотрела на нее сквозь толстые стекла очков и после долгого молчания ответила:

– Эгоцентричной, если подумать, тебя не назовешь: ты всегда наблюдаешь за жизнью, и тебе все интересно. Мне это в тебе нравится. Тебя скорее можно назвать закрытой, замкнутой. Ты очень скупо рассказываешь о себе, или, может, ты оберегаешь свой внутренний мир для своего творчества? – Дейзи снова шутила.

– Возможно. – Вива не хотела обижаться, но эти слова задели ее за живое. Порой она уставала от обвинений в том, что у нее есть какие-то секреты, которых она и сама не понимала.

За ленчем она размышляла о том, почему же ей так не хочется рассказывать новым знакомым о своем прошлом и о родителях. Прямо неврастенический синдром какой-то. Ведь в их смерти нет ничего позорного.